— Здравствуй, Рудольф, рад тебя видеть.
— Погодка-то! Бр-р… — он оглядел свой черный плащ, с которого струйками стекала вода.
Погода и впрямь была неважная: мокрый тяжелый снег падал с волглого неба, пятная мокрядью оштукатуренные стены зданий, слякотью ложась на асфальт, на землю.
— Да-а, в такую бы погодку засесть, сам знаешь где… как по-коми говорится, «юан лун» — день для питья… — покачал головой Рудольф. — Вполне располагает… К тому же и настроение соответствующее…
— Так за чем же дело стало? — откликнулся Ким. — Можно и согреться.
Эти несколько дней, после тяжкого объяснения с Элей, Ким сильно терзался душой. Встревожило и то, что она перестала появляться в классе вечерней школы.
— Видишь ли, у меня после свадьбы некоторые финансовые затруднения — пролетел вчистую… — вздохнул Рудольф. — Ведь мы только что поженились с Катей — ты ее знаешь, — принимаю, между прочим, поздравления!
— А я как раз сегодня премию получил за рацпредложение…
— О, и это грех не отметить!
— Ну, так что — в ресторан? — предложил Ким.
— Далеко и дорого, — возразил Рудольф. — Давай заглянем лучше к Клеопатре, — нет, не к той, что в «Египетских ночах», а к той, что торгует в стекляшке «Соки — воды».
Ким, больше ни о чем не расспрашивая, послушно двинулся за Рудольфом. Он понял, у журналиста что-то случилось. Может, неприятности на работе, может, еще что…
Они зашли в павильон, где чернобровая пышная тетя с ярко напомаженными губами встретила их радушной улыбкой.
— Царице вод и богине соков — наше нижайшее… — приветствовал Рудольф буфетчицу, как старую знакомую. — Пустите погреться калик перехожих, погода нынче зело скверна…
— Милости просим, — весело ответила буфетчица, измерив Кима долгим взглядом.
В стекляшке кроме них пока никого не было.
— Для начала — по стакану фирменного, «Кровавой Мэри», — привычно распорядился Рудольф.
Клеопатра извлекла из-под стойки бутылку водки, налила в два граненых стакана, потом закрасила томатным соком из конуса с краником.
На закуску взяли конфет и яблок. Встали за круглый столик подальше от стеклянной стенки, обрызганной мокрыми хлопьями, Рудольф, явно оживившись, произнес тост:
— Будем живы — не помрем, а также за все прочие приятные события… Поехали!