Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30
25

Эля написала что-то на тетрадном листке, придвинула соседу по парте: «Ким, давай на переменке удерем с уроков. Все равно ничего не лезет в голову. Хочется побыть вдвоем. Сегодня вечером у нас никого дома нет. Ладно?»

Ким вспыхнул помимо своей воли. Глаза девушки, обращенные к нему, были гораздо красноречивей слов в записке. Заколебался на мгновение, чувствуя, что идти и хочется, и нет — какая-то сила удерживала, старалась образумить. Но как скажешь об этом Эле?

Он кивнул в ответ.

Поехали на автобусе. Эля заявила, что незачем тратить драгоценное время на пешие прогулки. А Ким всю дорогу терзался сомнениями, понимая, однако, что сомневаться поздно.

Эля жила в двухэтажном доме той самой окраины города, откуда не раз доводилось ему возвращаться домой в ночь-полночь, а одно такое возвращение оставило на его темени зажившую, но еще прощупываемую отметину.

Эля втолкнула его в комнату:

— Располагайся, включи пока телевизор, а я мигом…

Ким опустился в кресло. В этой комнате все ему было знакомо: голубые обои на стенах, шторы на окне, поверх капроновой воздушной кисеи разрисованные диковинными кувшинами, торшер о трех рожках и едва уловимый запах «Лесного ландыша» — Эля всем духам предпочитала эти.

По-прежнему со стены, с увеличенной фотографии в овальной рамке, улыбалась девушка: короткая летящая стрижка, пухлые отворенные губы, светлые и ласковые глаза.

А вот явился и оригинал — Эля успела переодеться, открытое платье пестрит бубновыми ромбиками и не скрывает ладных ножек девушки.

Все по-прежнему… Только вот в нем самом, в Киме, обнаружились какие-то перемены. Раньше, когда он оказывался в этой комнате наедине с Элей, радость распирала его подобно весенним бурным и нетерпеливым потокам… Неужто половодье совсем сошло с этой заверти?

— Давай немножко выпьем, — предложила Эля.

— Ну, разве что немножко.

Оставалось надеяться, что вино подстегнет настроение и сердце, сметет прочь то отчуждение, которое лишь сейчас он обнаружил в себе, в давно налаженных отношениях с этой девушкой. И опять-таки ему хотелось этого — он ощущал со всей силой, — но что-то удерживало, вразумляло, расхолаживало.

Эля поставила на журнальный столик пузатую бутылку коньяка.

— Ого! Армянский… — усмехнулся, разглядев наклейку, Ким. — Крепкое зелье.

— Припасла еще к Восьмому марта… ведь ждала тебя, а получила всего-то открытку: «Поздравляю… желаю…» — Она бросила на Кима пытливый взгляд, от которого он еще более смешался и ответил по возможности непринужденней:

— Ну, что ж, где винцо — там и праздник. — Вышиб пробку, разлил в рюмки. — Прими еще раз мои запоздалые, но искренние поздравления!

— Спасибо, — ответила Эля, опустив ресницы. — Ким, а ведь ты… ты изменился очень ко мне. Думаешь, не вижу?.. С тобой творится что-то, хотя и не пойму что. Холодом от тебя так и веет… Неужели я тебе надоела?

— Ну, скажешь тоже! Ты самая милая и самая славная девушка на свете. Я пью за тебя, за твое здоровье! Только, гляжу, сама-то ты и не пригубила…