— Мы в другой раз еще поднимемся по Черному ручью, — сказал дед. — Нам те места надо получше прощупать. Лосиную петлю мы там видели, но еще неизвестно — сколько их всего понаставлено…
Эти попутные речи уже смутно доходили до Ваниных ушей. Теперь ему больше всего на свете хотелось очутиться в тепле да в суши.
Старая визирка, с давних пор известная деду, прорезала восточную часть Великого бора. Смешанный лес здесь был не вырублен. Высокие ели с примесью сосны, береза да осина, травянистое подножье в молодой поросли. Тут не осталось ни малейшего признака тропки, лишь давние, оплывшие уже зарубки едва заметно темнели на деревьях. Солнце не показывалось, небо еще было сплошь затянуто разбухшими от влаги толстыми тучами. Лес сумрачен, только изредка над ним беззвучно посверкивают сполохи.
Дед, шагавший впереди, поначалу заранее стряхивал палкой с молодых деревьев тяжелые капли воды, но толку от этого было мало, а задержка большая, и он отшвырнул свой посох: и так припозднились, мол, ништо нам — не глиняные, не раскиснем.
Сюдай, со слипшейся мокрой шерстью — будто только что из реки вылез, — уныло плелся сзади и уже не отлучался в поисках добычи.
Каждый листок, каждая хвойная лапа на их пути плескались холодной водой, обдавая лица, руки, а о ногах уж и речи нет. Но кожаный лаз опять надежно оберегал спину и грудь.
Быстро темнело, зарубки на деревьях почти не видны. Но с ними была береста, дедушка не велел оставлять ее на месте вынужденного привала. Берестяной лоскут они накрутили на палку, подожгли — разогретая, она ловко свернулась, прижалась к палке, — чем не факел.
Вспыхивали зарницы во мраке — диво, будто в сказке. «Сухая молния», — сказал дедушка про эти сполохи. «А не очутились ли мы в заколдованном темном царстве, — подумалось вдруг Ване, — в преисподней?» Темно и страшно вокруг — лишь берестяной факел мерцает тускло, да много ли от него света? А потом вдруг как сверкнет, как сверкнет! Но бесшумно. Тогда лес высветляется на мгновенье — и гаснет опять, будто проваливаясь куда-то. И снова давит тьма. Ни души; все притихло, попряталось, кто где отыскал сушь и тепло… А они все шагают и шагают, вперед и вперед, в замокревшую насквозь мглу.
Но вдруг слух уловил милый сердцу и показавшийся теперь таким родным, долгожданным шум — играл Тян.
Они вышли к реке. Измученный и продрогший от сырости Ваня обернулся назад и мысленно сказал темному лесу: «Ну, что, лешак, не смог нас загубить? Вырвались мы из твоего слопца…»
А дедушка в эту минуту показался ему и впрямь всемогущим кудесником.
Наутро все окрест еще хмурилось.
Они решили никуда не ходить в такую непогодь. Дедушка сказал Ване:
— Дадим себе роздых, а я тем временем научу тебя мастерить наберушки.
Береста была припасена загодя, усохнуть еще не успела, а сделалась только податливей. На берегу они нарезали черемуховых и рябиновых виц, выбирая попрямее да без сучков, толщиною в палец.
— Вот ими мы и прошьем наши лукошки, — объяснял Солдат Иван. — Рябиновая да черемуховая лоза гибки и прочны, обе годятся в дело.
Дед расщепил пополам одну вицу — она лопнула аккурат по красной сердцевине, — очистил от духовитой кожурки, сгладил расщеп.
— Среднюю часть, с вершок, оставим неструганую, потолще, чтоб затянулось покрепче, а концы заострим…
Берестяной лоскут уже готов, края обрезаны, углы закруглены, плоские обточенные гвоздики — сколотни тоже под рукой. Держа обеими руками берестину, дедушка погрел над огнем костра, один угол загнул на нужной высоте, мягко пришлепнул к ободу вровень с краем, проткнул острым концом ножа и в отверстие вставил сколотень, скрепил.
— Все надо делать не спеша, аккуратно, Ванюша, — приговаривал, обращаясь к мальчику, который внимательно следил за каждым движением его рук. — Чтобы береста не лопнула, чтобы все углы были одинаковы, чтоб лукошко не получилось кособоким. — Так же загнул и скрепил другой угол. — А вот теперь прошьем рябиновым прутиком…
ebooksa