Дед с внуком сидят у догорающего костра. Неподалеку от них громоздятся кедры с отяжелевшей и поникшей от дождевой воды хвоей.
— Я жил тогда еще в семье, при отеческом доме. Молодой был… — усмехнулся, не пряча грусти. — А у соседа была дочка — Маша, ровесница моя. Расторопная девчушка, живая да ловкая, как горностаюшка. Выйдет плясать на круг — глаз не оторвешь. И на любой работе — что вихрь. Хоть на покосе, хоть в бору на ягоднике, всюду первая. А голос-то! Вот и сейчас будто слышу, как нежными звуками играет в ушах… не позабыл ты еще, как мы с тобою жаворонка слушали?
— Не забыл, — ответил Ваня. — Его будто к небесам привесили на ниточке. И звенит, звенит там.
— Точно, сынок. Вот и у Маши голосок был такой, слушай — не наслушаешься. Рядом росли мы и всегда были вместе. Потом и на посиделки вместе ходить стали. Она мне кисет вышила красивый. Не этот, нет: тот еще на первой мировой войне, после ранения, куда-то запропастился… А я ей душегрею из куньего меха справил — из своей добычи, конечно, однако тайком.
— Почему тайком? — спросил зачарованный Ваня.
— А чтоб родители не узнали. Семья-то многодетная, никогда в достатке не живали, хоть мужики и считались заправскими охотниками. А куньи шкурки всегда в цене были… Ну, вот. Слушан дальше. Маша тем временем повзрослела, заневестилась, красивой девушкой сделалась. И начали ее родители просватывать.
— За тебя, дедушка?
— Нет, не за меня, — вздохнул Солдат Иван. — Они против нас богаче жили, считали, что я ей не пара.
— А при чем тут родители? Если вы любили друг друга… — Ваня уже читал в книжках о подобных делах и считал себя вправе судить по справедливости.
Дедушка улыбнулся его убежденности.
— В ту пору родители не больно-то спрашивали своих детей, особенно девушек: сами выберут жениха — и отдадут замуж. Конечно, не со зла, а будто бы даже из добрых намерений: пускай, мол, сытнее да теплее живется дочери, да чтоб жених был не из самого завалящего рода.
— А как же любовь?
— Считалось так: стерпится — слюбится. А при такой каторжной работе, дескать, и без любви обойдется…
— Так за кого же просватали Машу?
— За Бисина, — вздохнул старик, он смотрел сейчас куда-то сквозь чащобу кедрача, будто хотел где-то там вдалеке, увидеть свое прошлое, горькое и милое.
— За Бисина?.. — воскликнул негодующе мальчик.
— Да, брат. Бисин послал родителей в Машин дом со сватаньем. А ее родители, понятно, и рады: ведь кроме Маши там еще две девки на выданье, всех надо пристроить… Да и жених-то чем плох? Самый богатый на селе и с виду бравый.
— Ну… и отдали?
— Не торопись: коли уж начал, расскажу все по порядку… Едва Маша узнала об этом, как заголосит, как завоет на всю деревню: не пойду, мол, за Бисина, делайте со мною что хотите! А голос-то ведь у нее — что петь, что реветь — одинаково громок был… Я и сам три полных дня горючими слезами обливался, так Машу жалел, и себе не находил места — то ли головою в омут, то ли в лес дремучий без оглядки, чтоб и не выбраться обратно. — Тут Солдат Иван покачал головой, усмехнулся в усы. — Дак ведь и заплутаться-то, язви тя в корень, негде: сызмальства уж все леса и воды вдоль и поперек знакомы… Настал день Маше с Бисином под венец идти. В то утро она перестала плакать, будто смирилась. А мне, конечно, еще тяжелей сделалось… Вдруг прибегает к нам ее закадычная подруга, шепчет мне: «Ты, мол, Иван, принарядись и тоже иди в церковь». Я говорю: «Не могу, сердце разорвется с горя…» А она: «Делай, как велено. Знаешь, что Маша задумала?» — «Что?» — спрашиваю. «Когда поп при венчании спросит: по своей доброе воле или же нет выходишь замуж? — Маша ответит: нету моей доброй воли, силком выдают… а жених мой суженый не Бисин, а Иванушко».
— Неужели правда это? — у затаившего дыхание Вани навернулись на глаза слезы, так захватил его рассказ.
ebooksa