– Да, – кивнул я, почувствовав, что мои уши дрогнули при слове «воспоминание».
Он провел меня через святилище, которое тоже представляло собой лабиринт комнат с белеными стенами, устланных циновками, и мы вышли на противоположное крыльцо, с которого открывался вид на кукурузные поля.
– Идите по этой тропе, – сказал он, и моя усталость тут же напомнила мне о тропе, по которой я шагал прошлой ночью. – Вы можете провести в лабиринте столько времени, сколько вам будет угодно, но мы просим вас вернуться до захода солнца.
– Конечно, – ответил я.
– Приглашаю вас разделить с нами ужин, – добавил брат Кенетис.
– Вы очень добры, – поблагодарил я.
Он снова улыбнулся.
– Для Оршан мы все – братья. Надеюсь, вы найдете в лабиринте то, что ищете.
Он вернулся в дом, и я обрадовался, что он не собирается следить за мной. Я неторопливо прошел по извилистой тропинке, которая в конце концов привела меня к границе кукурузного поля и перешла в тропу лабиринта, выложенную галькой.
Мне приходилось бродить по лабиринтам, посвященным Улису, но я знал, что кукурузный лабиринт – нечто совершенно иное. Он раскинулся на свежем воздухе, под ярко-синим небом, а лабиринты Улиса всегда находились под землей. Кроме того, в лабиринте Оршан невозможно было заблудиться, что также отличало его от святилищ Улиса, в которых часто терялись послушники, и начальству приходилось отправлять за ними младших прелатов. Мои уши вспыхнули при воспоминании о том, что болтали некоторые из них о заблудившихся послушниках.
Летом кукурузный лабиринт выглядел совершенно иначе, и я всегда сторонился его. Но сейчас я должен был двигаться, чтобы не уснуть, и еще мне нужна была мудрость, которую могла ниспослать Оршан. Я знал, что, если устану бродить по полям или пойму, что делаю что-то не то, всегда могу вернуться в святилище. Его было хорошо видно отовсюду, и ничто не могло помешать моему возвращению.
– Не бойся, Келехар, – пробормотал я себе под нос, – иди, пройди лабиринт.
Я осторожно переступил границу кукурузного поля и пошел вперед, держась линии гладких молочно-белых камешков, окаймлявших широкую полосу утоптанной земли.
Я шел медленно, понимая, что спешкой могу оскорбить Оршан. Кроме того, торопиться было некуда. Линия белых камешков постоянно петляла, но я упорно шагал вперед, не сводя с нее взгляда, хотя время от времени мне приходилось поднимать голову и смотреть на поля, чтобы унять головокружение. Я не был знаком с ритуалами медитации, принятыми у служителей Оршан, и через какое-то время поймал себя на том, что вполголоса повторяю древнюю молитву, обращенную к Улису. В этой молитве содержалась просьба о душевном спокойствии, о мире и тишине. Она тоже, если можно так выразиться,
Конечно, я понимал, что значит «сила в спокойствии». И мне казалось, что фраза «спокойствие в силе» означает, что если ты силен, то в случае необходимости сможешь заставить себя успокоиться. Но сейчас, бродя по кукурузному лабиринту, я стал думать иначе.
Утверждение «спокойствие в силе» означало, что верующий обязан найти в себе силы сохранять душевный покой, какие бы испытания ему ни выпадали. Следует быть спокойным – мирным, – даже если ты силен, нельзя оскорблять и угнетать других, не стоит искать ссор. Это значило, сурово сказал я себе, что не следовало раздражаться на других за то, чего они не сделали. За то, что не смогли помочь.
Я никогда не смог бы заставить себя сказать это вслух в разговоре с кем бы то ни было. Но я считал, что Амал’отала был неправ, назначив мне испытание судом божьим.
Я дошел до центра лабиринта, где камешки образовывали крест; над крестом стояла чаша на четырех ножках, полная гладкой белой гальки. Тщательно выбрав камешек, я положил его в карман, где лежал изразец с Холма Оборотней.
А потом я повернулся и пошел по белой галечной линии к выходу из лабиринта. Взглянув на небо, я понял, что расчет брата Кенетиса оказался верным. Я должен был вернуться в святилище на закате.
Ужин со служителями Оршан напомнил мне, с одной стороны, семейные обеды в доме Велверада, а с другой – времена, когда я был послушником и мы ели в длинной гулкой трапезной.
ebooksa