Асьенда

Андрес влетел в комнату. Каждое его движение заострилось от тревоги. Он дважды обошел круг, пока я подняла метлу и принялась сметать оставшиеся осколки стекла и разломанные свечи, чтобы те ему не мешали. Мендоса покачал головой, и они с Паломой взялись за починку двери.

– Паломита, – сказал Андрес. Я бросила на него взгляд, полный удивления от того, каким напряженным стал его голос. – Пожалуйста, прекрати говорить на кастильском. Для моей памяти будет лучше, если…

Он не закончил предложение.

Мендоса вопрошающе посмотрел на Палому. В ответ та лишь пожала плечами и плавно перешла на язык их бабушки, пока они с Мендосой примеряли дверь к петлям.

Я металась туда-сюда по комнате, медленно передвигая мебель и настрого запретив Андресу помогать мне, когда тянула тяжелый свернутый ковер. К тому времени Палома с Мендосой ушли. Андрес стоял прямо у круга – кончики пальцев прижаты к вискам, глаза закрыты, плечи напряжены.

Он стал молиться. Сначала на латыни, затем на другом языке. Когда в одной из частей его молитвы проскользнуло имя Марии Каталины, в моем черепе стал зарождаться неприятный гул, переходящий в боль. Я моргнула, прикрыла глаза и зажала уши руками. Андрес продолжал.

Я была рада, что сделала это.

Комнату пронзил вопль, чистый и кровоточащий от ярости, тянущийся на последнем издыхании, невыносимо долгий, словно загребающий меня когтями. Я закричала. Глаза распахнулись; я ожидала увидеть, что оконные ставни разлетелись на щепки от ярости, заполнившей комнату.

Андрес не двигался. Кончики его пальцев все еще были прижаты к вискам. Плечи дрожали от напряжения. Я видела, как движутся его губы, повторяющие слова молитвы, но из-за шума ничего не было слышно.

Вопль прекратился.

Комната погрузилась в тишину. То была пустота гробницы, безветренная, с чревом, наполненным скорее отсутствием жизни, чем присутствием тишины.

Андрес испустил длинный выдох и распрямил плечи. Никакая сила теперь не гудела в круге у его ног. Никакой гул не заполнял голову. Андрес посмотрел на меня через плечо. Невзирая на изможденность в его позе и щетину на подбородке, его затененное лицо горело шальным пламенем победы.

– У меня вышло. – Он сделал глубокий, дрожащий вдох. – Она снова заточена в доме.

Позади него, в углу комнаты, мелькнула пара красных огоньков, которая тут же исчезла.

Ужас пронзил меня, застряв где-то в горле.

Да, у Андреса все вышло. Он заставил тьму снова вернуться в дом и закрыл круг.

Я же не ощущала себя победительницей. Мы сдержали опасность, верно, но уже ничего не вернет Ану Луизу к жизни.

Мы знали, что тело Марии Каталины заперто в стенах и ее призрачная ярость подпитывает тьму. Но мы не знали, кто оставил ее тело там.

Не знали почему.

Родольфо вернется завтра утром. Закрыв круг, Андрес словно залатал плотину, которую вот-вот прорвет, куском штукатурки. За ней бурлила вода, готовая вырваться в любой момент, и трещина росла с каждым часом.