Асьенда

22
18
20
22
24
26
28
30

Ни мне. Ни ей.

– Я хочу уехать, – прошептала я, держась руками за голову. – Уехать и никогда не возвращаться.

Палома продолжила гладить мне спину.

– И куда вы отправитесь?

– Мне некуда идти. – Нахлынувшее осознание вонзилось в мою грудь, будто мачете тлачикеро – в сердцевину агавы. Один-единственный удар, отсекающий часть, о существовании которой я даже не подозревала. Отсекающий призрачную надежду, будто я смогу убедить маму в том, что в конце концов все будет в порядке.

– Вы уверены, что семья вас не примет? – мягко спросила Палома.

Я покачала головой. Мама не отвечала даже на мои письма, что уж говорить обо мне самой. Возможно, Палома приняла это за «нет», потому что она продолжила говорить, и ее слова были успокаивающими. Быть может, нежный и притягивающий голос Андреса был не следствием его дара, а скорее отличительной чертой их семьи.

– Когда все рушится, у нас остается только семья, – сказала она. – Я рада, что Андрес здесь. Знаете… Его так долго не было рядом.

Прошло мгновение, тяжелое от невысказанных слов. Я жалобно всхлипнула и вытерла нос платком.

– Хорошо, что вы его вернули. Он нам нужен.

– Я знаю. – Из-за слез я говорила в нос.

– Этим поступком вы заработали себе уважение среди народа, – добавила Палома. – Его не так-то просто получить. Мы не сильно любили Солорсано, и особенно жен, которых они привозили из столицы. Тем более последняя изгнала Андреса.

– Почему его изгнали? – спросила я, благодарная за возможность отвлечься. Все что угодно, только бы не думать, как мама отвергает письмо за письмом.

Палома бросила взгляд на сад. Туман рассеялся, но день был серым, и в таком свете клумбы выглядели особенно безжизненными и заброшенными.

Несмотря на то что она была служанкой, а я – женой хозяина, это совсем не означало, что я имею больше прав допытывать ее, чем она меня. В любое другое время я бы не стала настаивать. Я бы с уважением отнеслась к печали, которая так очевидно нависла над ней. Но чувство глубоко внутри, возможно, ужас или страх подсказали мне, что я обязана это знать.

– Что произошло?

Палома сделала глубокий вдох через нос, и ее прорвало.

– Помните, я сказала вам, как хозяин, по слухам, насилует девушек, которые работают в доме? Я солгала. Это случилось с моей подругой Марианой, и она рассказала мне об этом. Позже оказалось, что она ждет ребенка. Она была в ужасе, и я попросила Андреса о помощи. У Тити… то есть у нашей бабушки, были всякие средства, и я знала, что она научила его готовить одно для избавления от нежеланной беременности. Андрес тогда только вернулся из Гвадалахары. Думаю, там он столкнулся с Инквизицией. Он боялся, но я подтолкнула его. Донья Каталина увидела, как он передает мне лекарство. Она стала угрожать ему и затем изгнала. А потом ополчилась на меня. – Палома едва переводила дыхание, так как говорила очень быстро. – Мы прикрываем друг друга. Только так мы можем выжить. Но я… – Ее дыхание сбилось, в остекленевших от слез глазах отражался серый утренний свет. – Донья Каталина была жестокой. Она сказала, что не потерпит внебрачных детей, и била меня до тех пор, пока я не призналась, для кого было то лекарство. Мариана бы так не поступила. Мариана была сильнее меня. Но я сдалась, а через неделю Мариана умерла. Донья Каталина приказала ей расставить канделябры на балках в столовой, хотя мы никогда не устраивали приемы, и той комнатой никто не пользовался. Только донья Каталина была там, когда Мариана упала… – Ее голос сорвался. – Это она ее убила, я уверена, и это все моя вина.

Палома разрыдалась и прижалась ко мне. Я обвила рукой ее плечи и крепко обняла. Тучи так и не разошлись, но небо уже светлело. Я подняла голову. Мне хотелось, чтобы небеса унесли нас отсюда. Мне хотелось поднять Палому и забрать ее с собой – куда угодно, только бы не быть здесь.

Но идти было некуда. Негде было просить помощи. Негде искать покоя.