Асьенда

22
18
20
22
24
26
28
30

В темноте проявилась Хуана. Бронзовый ореол волос, ярко-красные брызги на одной щеке.

В обвалившейся стене в северном крыле, сказала она, ее голос был ровным и решительным. Я сегодня ею занималась, добавила она. Раствор еще влажный.

Отдаленно я увидела, как Ана Луиза отрывисто кивает, и услышала ее голос, но не смогла разобрать слов. Я падала, падала…

Я ударилась о камень. Меня тащили двое людей: один из них держал меня за руки, каменная плитка оставляла ссадины на щеках.

Тяжелое дыхание; скрежет кирпича о кирпич. Кирпич о кирпич, кирпич о кирпич…

Хуана, Хуана. Я знаю, кто ты такая, Хуана. Я знаю, что ты убила Родольфо, Хуана. Я разорву тебе глотку зубами.

Раздавлю тебя, как яйцо. Перемелю твои жалкие кости во рту. Разорву твою плоть в клочья. Хуана, Хуана…

Я раскачивалась взад-вперед и беззвучно всхлипывала. Я бредила. Теряла рассудок при свете дня. А когда тени станут длиннее, когда сядет солнце… Я не знала, хватит ли мне сил пережить еще одну ночь в этом доме.

Сквозь мрак доносились голоса. Мужские. Настоящие голоса, принадлежащие смертным, с повышающимися и понижающимися интонациями, с раздающимся и затихающим эхом.

И голос Хуаны.

Внезапный поток света ослепил меня. Я испуганно отпрянула от него.

Не в силах сохранить равновесие из-за связанных рук, я едва не упала. Люди каудильо распахнули дверь. Один схватил меня за связанные руки и поднял на ноги. Если они и увидели мое заплаканное лицо и то, как я дрожала от безумия, то виду не подали. Они вели меня по коридору, все ближе и ближе к леденящему северному крылу. Сердце колотилось о ребра. Боже мой, если они ведут меня туда, я лучше попрошу пристрелить меня прямо тут. Я не смогу встретиться с этим холодом и вспышками красного лицом к лицу…

Мужчины свернули к лестнице.

Я уперлась, но они потянули меня за собой; в руках и плечах отдалась тупая боль.

– Куда вы меня ведете? – спросила я, но ответа не получила. Вскоре я сама обо всем догадалась: у двери в кабинет стояла Хуана. Она держала в руке мою связку ключей и нетерпеливо постукивала ногой.

– Ты знаешь, что я этого не делала!

– Достаточно с вас, – произнесла она. – Я больше не потерплю оскорблений памяти моего брата.

Хуана сделала вид, будто вытирает слезы у глаз, и повернулась к людям каудильо.

– Она помешалась, видите? – проговорила она таким сладким голосом, что я бы не поверила, что это слова Хуаны, если б не видела, как двигаются ее губы. – Спросите падре Висенте, он подтвердит. Она считает, дом одержим злым духом.

Неужели они верили этому спектаклю? Разве они не знали Хуану Солорсано? Она никак не могла быть жертвой. Она была гнилью, такой же гнилью, как и зло, очерняющее этот дом.