Есть сведения, что ложа собиралась в небольшом деревянном доме на 13-й линии Васильевского острова; дом расположен был во дворе, так что с улицы света из окон видно не было. Точных документов, однако, об этом не сохранилось; достоверно лишь, что собрания были на Васильевском острове; сам А. Ф. Лабзин с 1799 года жил в казенной квартире в здании Императорской академии художеств, где занимал должность конференц-секретаря после П. П. Чекалевского, тоже свободного каменщика.
Ложа Умирающего сфинкса работала на русском языке, списка сочленов ее за первые годы не сохранилось, обстановка и обиход ложи не были особенно богаты; но круг братьев отличался большим рвением к орденскому делу; клятва гласила: «Посвятить всех себя и все свое, честь, имение и самую жизнь цели ордена»; старые розенкрейцеры благоволили к ложе – И. А. Поздеев, Н. И. Новиков, С. И. Гамалея и все бывшие еще в живых члены московского Новиковского кружка.
Несколько позднее, чем в Петербурге, а именно в 1803 году, стараниями тех же московских розенкрейцеров в Москве открывается тайная ложа под председательством сенатора П. И. Голенищева-Кутузова, под наименованием ложа Нептуна. Характер Павла Ивановича сказывается и в деятельности новообразованной ложи: скоро за ней упрочилась слава самой нетерпимой, фанатичной ложи. Состав не был многочислен, но, спаянный железной дисциплиной, действовал единодушно; обстановка ритуальная отличалась крайней простотой, почему члены и не облагались на устроение ложи стеснительными денежными поборами, сбирались деньги лишь на благотворительность и на борьбу с вольномыслием, которая выражалась скупкой изданий противного направления и помощью деятелям в духе крайнего пиетизма. Мистическая, алхимическая и магическая литература питала членов ложи; Якоб Бёме, Василий Валентин, Парацельс, Пордедж особенно чтились; с большими затратами сбиралась библиотека ложи Нептуна, куда поступали главнейшие сочинения по тайным наукам времен былых и новейшие, все, что имело авторитет у розенкрейцеров; кроме того, скупались и другие сочинения, имевшие значение для вольных каменщиков, как то: законы, установления и моральные наставления всех систем. На кожаных переплетах особо дорогих для ложи по содержанию своему книг отпечатлевали золотом треугольник и слово «Нептун», наименование ложи. Часть этой интереснейшей библиотеки сохранилась.
Иллюстрация из Mysterium magnum Я. Бёме
Сам П. И. Голенищев-Кутузов выступал в собраниях с поучительными речами, нередко изложенными стихами; такие речи он посылал впоследствии в дружественные ложи для прочтения на торжествах. В 1809 году был издан сборник песен для ложи Нептуна на французском языке; это были песни, избранные из других масонских песенников, по настроению соответствовавших направлению работ кутузовской ложи; они предназначались для хорового пения, и для них имелись мелодии. На Иоаннов день 1803 года Кутузов сочинил особо торжественную оду, в которой указывалось происхождение вольнокаменщического учения от древнейших мудрецов Востока, а также подчинение его ложи «отцам и пастырям почтенным», под коими всегда разумелись тайные, неизвестные розенкрейцерские начальники, обладатели неизреченной мудрости. Этот свет мудрости Кутузов испрашивает для своей ложи: «Нам свет с Востока проливайте, держите цепь в руке своей»; цепь братства почиталась священной и таинственно могучей; по мнению масонов, что было «невозможностью для одного члена, было вполне достижимо для целой цепи неразрывно объединенных стремлений, желаний и действий»; «цепь, включая кроме того различные степени посвящений, тайных познаний и совершенства, являла собою единение земли с небом»; поэтому песнь воспевала и выражала пламенное желание, «дабы учение мудрости утверждалось все более в умах и сердцах»:
Предписывалось в ложе Кутузова остерегаться отягчения и развращения ума многим чтением вольнодумных книг, изучение книги натуры и самого себя почиталось важнейшим занятием. В ложе хором пели:
От такого воззрения до гонения всякого свободного проявления мысли было недалеко, все зависело от личных свойств руководителя работами; с годами в Кутузове развилась в сильной степени боязнь греховности, вольнодумства; ревниво оберегая свою духовную паству от «волков в овечьей шкуре ходящих и гласом агничьим глаголющих», он яро преследовал «ложное масонство», то есть системы, не сходные по характеру с розенкрейцерством или хотя бы со шведской системой: в них он усматривал проявление опасного иллюминатства. Ложу Кутузова многие называли зданием на песке, и даже близкие друзья его не раз расходились с ним из-за его фанатизма.
Знака ложи не сохранилось, но изображение символа ложи представлено на ее большой печати: «Нептун с трезубцем в руке, он облокотился о масонский жертвенник, вдали едва виднеется удаляющийся корабль». Морской сюжет на печати и само наименование ложи служили напоминанием о прежней ложе Нептуна, основанной в 1779 году в Кронштадте и состав которой в то время был морской; сам П. И. Голенищев-Кутузов[329] молодым моряком вступил в ложу; ревностным отношением он вскоре снискал полное доверие управляющего мастера адмирала Самуила Карловича Грейга и во время войны со шведами, когда ложа перенесена была на корабль «Ростислав» и с ним совершала поход, Павлу Ивановичу были доверены многие важные акты и печать ложи. После Гогландского сражения П. И. Голенищев-Кутузов был адмиралом Грейгом отправлен к императрице Екатерине с реляцией о победе, и тогда же, страшась превратностей войны, С. К. Грейг повелел ему увезти и хранить у себя до «спокойнейших времен» вверенные ему сокровища ложи. Грейг не вернулся из похода, и, волею рока, важные масонские документы оказались навсегда во владении П. И. Голенищева-Кутузова, который и открыл в память ложи, усыновившей его, Московскую ложу, сохранив наименование и печать: направление работ ее, однако, сильно разнилось от работ под руководством С. К. Грейга.
По общественному положению члены кутузовской ложи принадлежали к родовитому московскому дворянству, подмосковным помещикам; было несколько профессоров университета и временами молодые офицеры: так, например, граф Александр Иванович Дмитриев-Мамонов посвящен был в вольные каменщики в ложе Нептуна.
Работы происходили на русском и французском языках.
В 1802 году действительный камергер Александр Александрович Жеребцов открыл в Петербурге ложу под наименованием «Соединенные друзья»[330].
Работы начались исключительно на французском языке, по актам французской системы, полученным А. А. Жеребцовым[331] в Париже, где он был посвящен во время консульства. Акты новообразованной ложи, по отзыву петербургской полицейской власти, просматривавшей их в 1810 году, состояли из одних только обрядов и церемониалов, «учения имели мало и предмету (то есть цели) никакого». На самом же деле и учение, и предмет в ложе существовали: ритуал заключал в себе своеобразный культ солнца, сил природы, проповедовалась
Символы и замысловатые обряды французской системы оказались достаточно иносказательными, чтобы скрыть от «непосвященного, профанского мира», от пытливости любопытства сокровенный смысл учения ложи А. А. Жеребцова.
По именным спискам членов, сохранившимся в «Русском архиве», состав ложи Соединенных друзей на первых же порах оказался блестящим. Во главе списка стояло имя Великого князя Константина Павловича, целый ряд известных имен следовал за ним: герцог Александр Вюртембергский (белорусский генерал-губернатор), граф Станислав Костка Потоцкий (позже министр исповеданий и народного просвещения в Царстве Польском), граф Александр Остерман-Толстой, генерал-майор Николай Михайлович Бороздин, Карл Осипович Оде-Сион, граф Иван Александрович Нарышкин (церемониймейстер Двора Его Императорского Величества), Александр Христофорович Бенкендорф (впоследствии шеф жандармов при императоре Николае I), Александр Дмитриевич Балашов (министр полиции при императоре Александре I) и другие. В числе посетителей, почетных членов, следует отметить известного реформатора масонства Игнатия Аврелия Фесслера[332].
Деятельность юной ложи Соединенных друзей отмечена в иностранной печати под 1804 годом в числе старинных русских лож, возобновивших работы, «ложи Великого князя Константина Павловича и графа Потоцкого отличаются избранностью членов, любезностью к иноземцам и галантностью относительно дам, которых они приглашают на празднества». В этой заметке обращают внимание причисление ложи к «возобновившимся старинным русским ложам» и упоминание о «галантности к дамам» и их якобы присутствии во время торжественных собраний. Основания для такого утверждения действительно были: в XVIII веке в Петербурге работала ложа под наименованием Соединенных братий, учрежденная в 1786 году, но имела ли эта ложа большую связь с ложей А. А. Жеребцова, кроме названия, пока еще по сохранившимся в архивах данным сказать нельзя[333]. Относительно дам можно утверждать, что к братским торжественным трапезам «прекрасные нимфы двора Купидона» (как иногда выражались масоны) приглашались, хотя и редко; об этом свидетельствуют тосты, песни и некоторые выражения обрядников, принадлежавших этой ложи. Кроме того, за ложею Соединенных друзей с течением времени установилось мнение как о беспокойной ложе, в которой братья далеко не всегда предавались одним только умозрительным работам или стараниям очистить «дикий камень», то есть свою нравственность.
Невзирая, однако, на не «совершенные» работы, число членов постепенно увеличивалось, ложа оказала большую жизнеспособность. В 1810 году она имела уже свое особое помещение, свой хорошо организованный оркестр братьев гармонии, игравших главным образом на деревянных инструментах, и даже печатный сборник песен с нотами под заглавием «Гимны и кантаты для ложи Соединенных друзей на Востоке С.– Петербурга»[334]. Сборник включал три песни на 56 страницах, музыка была написана Боэлдьё и К. Кавосом, слова же принадлежали перу Дальмаса и Василия Львовича Пушкина. Песни воспевали любовь к отчизне и славословили императора Александра I. Особое распространение имела песнь В. Л. Пушкина, положенная на музыку Кавосом и начинавшаяся следующими восторженными строчками, проникшими за стены ложи и ходившими по рукам современников:
Другими словами, обожать свою родину, служить ей – вот долг истинного каменщика.
Братья собирались в ложе довольно часто для различного рода работ; совершались приемы новых членов и посвящения в последующие степени, бывали ложи семейные или хозяйственные для обсуждения внутреннего распорядка, поучительные, торжественные и печальные, то есть поминание братьев, свершивших жизненный путь. Сохранились обряды столовых лож, отрывки речей за 1810–1811 годы, отчеты о денежных сборах и раздаче милостыни бедным. Обращает внимание строгий контроль речей, произносимых в собраниях; были избраны из числа братьев трое, коим поручена «цензура» речей. За исключением управляющего мастера, никто не имел права выступить «со словом», предварительно не подав «писаного слова» на одобрение Великому Мастеру, который, с ним ознакомившись, уже передавал текст избранным цензорам.
Все материалы, касающиеся первых лет существования ложи А. А. Жеребцова, на французском языке; на французском же напечатаны были и дипломы на различные степени. Отличительным знаком ложи был золотой прорезной равносторонний треугольник с надписью:
Ложа А. А. Жеребцова объединила главным образом представителей петербургской знати, вольнодумцев того времени, одного из представителей коих князь П. Вяземский так красиво воспел впоследствии, выражаясь, что он в книге жизни «все перебирал листы, был мистик, теозоф, пожалуй, чернокнижник и нежный трубадур под властью красоты». Проповедовалась любовь к красоте жизни, повелевалось добиваться этой красоты для возможно большего числа людей, устройство земного эдема; великий храм человечества должно было воздвигнуть на трех столбах: силы, мудрости и красоты:
ebooksa