— А куда «хорики» пошли? Венька? Жирик? — спросил Армен Григорян.
— Венька на шофера пошел учиться, а Жирик на повара, — ответил Витька Мотя.
— Во, дает, — засмеялся Изя Каплунский. — Еще жирнее станет.
— Зря смеешься, — сказал Самуил. — Нормальная профессия.
— А ты, Каплун, чего не пошел на художника учиться? — в голосе Монгола было сожаление. — Рисуешь ты здорово!
Он вспомнил, наверно, последний рисунок Каплунского. Изя срисовал картину Васнецова «Три богатыря» на лист ватмана, который ему принесла мать. Это была совершенно точная увеличенная копия с небольшой открытки.
— Срисовать, это еще не значит уметь рисовать, — ответил Каплунский.
— Ничего себе «не уметь», — обиделся за Каплунокого Мотястарший. — Заставь меня срисовать дерево, так я метлу нарисую.
Мы рассмеялись, представив Мотю с красками и кисточкой. Пожалуй, у него и метлы не получится.
— А вот куда у нас Вовец после школы пойдет? — посмотрел на меня Мотя.
— А ему никуда идти не нужно, он колдун, — усмехнулся Мухомеджан.
Сам ты колдун, — обиделся я. — Обыкновенный, как все. Просто иногда могу больше, чем другие.
— Да ладно, не обижайся, Вовец. Это бабки тебя за глаза так зовут. Но уважают, — заступился Монгол.
— В цирк он пойдет. Точно, Вовец? — пошутил Витька Мотя.
— Вовец куда хочешь пойдет. Ему все легко дается. Он ничего не учит, а ему пятерки ставят, — серьезно сказал Монгол.
— Потому что колдун, — Мухомеджан смотрел на меня с усмешкой.
— Смотри, Аликпер! А то Вовец тебе чего-нибудь устроит. Не боишься? — серьезно спросил Монгол.
— А что он со мной сделает? — Мухомеджан с вызовом смотрел на меня. — Что ты со мной сделаешь, Вовец? Превратишь в собаку, как в кино «Багдадский вор?»
Алик засмеялся сухим злым смехом. То ли вино, то ли азиатская кровь и дух предковзавоевателей взыграли в нем, но он вдруг стал агрессивным и с вызовом ждал, что сделаю я.
На меня тоже подействовало вино, разбудив азарт и всколыхнув задетое самолюбие. И я сделал то, что не стал бы делать при других обстоятельствах. Я посмотрел на Мухомеджана, ощутив при этом физически импульс своей воли. Мне говорили, что в таких случаях у меня меняется цвет глаз, и они из серых становились почти черными. Я на какие-то доли секунды словно парализовал Алика и тут же легким движением рук у его лица погрузил в гипнотический сон, безоговорочно подчинив его себе. Нет, я не посылал мысленные команды, как об этом читал в описаниях гипнотических сеансов. Все было проще. Я знал, чего хочу, и мой мозг подчинялся мне и подчинял чужую волю. И это как-то не обретало форму слова. Это не приобретало никакую форму. Если бы меня попросили объяснить, как я это делаю, я бы объяснить не смог.
ebooksa