— Бросила! — коротко ответил Мухомеджан, зло раздувая ноздри.
Вечером мать обсуждала эту историю с тетей Ниной.
— И ребенка не пожалела, стерва! — тетя Нина искренне переживала за Юсупа.
— Да она сама еще ребенок. В пятнадцать лет замуж выдали, — мать тоже казалась расстроенной.
— А Юсупу шестнадцать было. Такие уж у них законы. Говорят, за нее калым большой заплатили. Ты же помнишь, как ее привезли братья. Приехали, побыли недолго и укатили назад, а ее оставили.
— Ведь насильно, Нин! Ребенок же совсем. Выйдет на улицу и смотрит издалека, как в классики или в штандер наши девки играют. А дикая — никогда не подойдет и в игру не попросится… Красивая девка была. Коса толстая, сама смуглая, а глаза, что угольки, — оживилась мать. — А с кем уехала-то?
— Да, говорят, какой-то проводник, тоже татарин, увез.
— Может, прежняя любовь? — предположила мать.
— Ну, любовь не любовь, — возразила Тетя Нина, — а ребенка бросать — последнее дело.
— Кто их, татар, разберет! — вздохнула мать…
— Ну вот, теперь слушай, — понизив голос, почти зашептала тетя Нина. — Иду я вчера, поздно уже, часов в семь, с работы. Начальник попросил остаться, коекакие цифры свести. Иду, я, значит, смотрю, у их дома стоит «черный ворон», и как раз Мурзу старого к машине два милиционера под руки ведут.
— За что? — так же тихо спросила мать, и глаза ее непроизвольно расширились.
— Ты слушай! — тетя Нина сделала паузу, недовольная, что ее перебивают, и снова зашептала.
— Смотрю, у ворот Мотя стоит, милиционерша. Я к ней: «Что, спрашиваю, натворил такого старик, что его милиция забирает?». Мотя мне все и рассказала.
Знаешь Васильковского, зубного врача? На Дзержинской живет. Важный такой, пожилой уже.
— Слыхала. Поговаривают, что он с дочкой своей живет.
— Она ему не родная дочка. Это темная история, а может брехня. У девки какое-то душевное расстройство. Врачи вроде бы лечили, но без всякого толку, потом сказали, что ее надо замуж выдать. Станет жизнью половой жить, все пройдет. А девка еще несовершеннолетняя. Ну, отчим и уговорил мать, что чем отдавать кому-то в блуд, лучше он сам спать с ней станет, жена эта у него вторая, первая в войну умерла, а сын от первой жены в Москве, тоже врачом работает. А эта его баба в рот ему смотрит, не знает, чем угодить, ноги ему моет. Он только шикнет, и она трясется вся как осиновый лист. Это мне Валька, с которой мы работаем вместе, рассказывала, а она от какой-то соседки Васильковского слышала, — пояснила тетя Нина. Мать слушала с нескрываемым интересом.
— Всему городу известно, что у Васильковского денег — куры не клюют. Дом на десяти запорах, и на ночь ставни наглухо закрываются изнутри, а во дворе собакаовчарка на цепи бегает. У него и табличка на калитке прибита: «Во дворе злая собака». А у Васильковского есть племянник, в музыкальном училище учится…
Наверно, тетя Нина говорила про Владика, высокого тощего юношу с прыщавым лицом и длинными волосами. Его всегда видели с баяном, который тянул его к земле, и Владик для равновесия балансировал свободной рукой, отставляя ее в сторону…
— Так что с Васильковским-то? Убили чтоли? Племянник? — не выдержала мать.
ebooksa