Алик поставил на стол две бутылки яблочного вина. Маша принесла из кухни три бокала вместо вечных спутников наших незатейливых застолий — граненых стаканов — и яблоки. Я пить не хотел, рассчитывая еще успеть уладить кое-какие свои дела, и только пригубил из своего бокала, когда стали пить за встречу.
— Мы читали твой рассказ, — оживился Алик. — Молодец. Здесь все как бы свое. Конфликт родственников, но нет правых и виноватых. Все люди, все достойны сочувствия. И самое главное, что ты не опускаешься до морали. То есть, есть какой-то подтекст, но нет обязательного в таких случаях вывода. Все сдержано и лаконично.
— Спасибо, — я от души поблагодарил Алика.
Меня приятно удивило, что его оценка совпадала с тем, что сказал о рассказе Юрка, который глубже знал литературу и мог довольно точно судить о достоинствах того или иного произведения. Но мне почему-то неловко стало говорить, что в последнем номере журнала появился ещё один мой рассказ.
А мои стихи напечатали в областной молодежной газете, — похвалился Алик и попросил: — Маш, дай газету. В тумбочке.
Маша нехотя поднялась с табуретки, взяла из тумбочки газету и передала мне. На четвертой странице были помещены стихи Алика Есакова, посвященные кубинской революции и Фиделю Кастро. Я с интересом прочитал. Это были действительно хорошие стихи, и я искренне похвалил Алика.
— Из тебя получится хороший поэт… Если, конечно, не бросишь писать… Знаешь, я часто размышляю на эту тему, писательства, — сказал я.
Алик повернулся ко мне с готовностью слушать.
— Может быть это и прописные истины, но всё же истины. Как, например, не согласиться с тем, что «без труда — не вытащишь рыбку из пруда»… Талант талантом, но чего-то достичь можно, если то, что ты делаешь, становится не хобби, а призванием… Ждать призрачного вдохновения, чтобы написать пару строк? Это не серьезно. Если бы Пушкин или Есенин писали только по вдохновению, они бы ничего не написали. Вдохновение приходит — или не приходит — во время работы. И тогда появляются гениальные стихи. Но поэзия, как и проза не состоит только из гениальных произведений, и никто не ждет этого от авторов, мы чаще читаем не гениальную, а просто хорошую литературу. А писать хорошо — это довольно тяжелая и часто рутинная работа. Все просто и… сложно. Согласен?.. А у нас с тобой, в общем-то, пока ещё ничего и нет. У тебя пара десятков, может быть, немного больше, стихов, у меня, сколько-то рассказов…
— Наверно, ты прав, — немного помолчав, просто сказал Алик. — Но, скорее всего, я не дозрел до того, чтобы это стало моей работой. А, в общем, как получится. Может быть, это само придет. Вот у тебя уже на лбу написано, что ты станешь писателем.
Он беззаботно засмеялся, взял бутылку и стал разливать вино в бокалы. Я пожал плечами и заметил: «А это как сложится!»
Мы выпили, немного посидели, и я попрощался, с ребятами, пообещав ребятам зайти в субботу к Лерану, где соберутся все.
— Обязательно приходи, — попросил вдогонку Алик. — С тобой все хотят увидеться…
В субботу у Лерана собралась почти вся компания, кроме Олега Гончарова — он уехал на родину в свой Курган, и еще не было Милы. Я принес три бутылки портвейна, как оказалось, кстати, потому что у ребят на столе, которым по-прежнему служил рояль, стояло всего две бутылки яблочного вина на пятерых, и они сидели с постными физиономиями.
— Теперь бухнём, а то дожили, бухла и то не на что купить, — весело заключил Вовка Забелин, потирая руки.
— Конечно, — не удержалась Маша, — если каждый день пить! Как будто, без вина поговорить не о чем.
— Поговорить всегда есть о чем, — не согласился Леран. — Только с вином как-то веселее. Студенты мы или нет? Даже в гимне поется «Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус», что значит «Давайте веселится, пока мы молоды». Алик Есаков запел: «Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! И все подхватили:
Гимн дружно допели до конца, и стало весело без вина. Тем не менее, вино пили, и поговорить нашлось о чем.
— Гимну кто научил? — спросил я.
— Морозов. Он, кстати, на инязе вместо Зыцеря языкознание ведет, — сказал Валерка Покровский.