Студент

В семиметровый, меблированный дом-трейлер для путешествий мы не только заглянули, но даже попробовали краны, из которых побежала вода, чего мы не ожидали: это все же был экспонат.

Мы смотрели на серию цветных телевизоров, о которых знали только понаслышке, на циркораму и гадали, как показывают действие, которое идет на экранах циркорамы.

— Очень просто, — объяснил нам один посетитель, стоявший рядом. — Позади по кругу циркорамы располагаются операторы, которые проецируют изображения киноаппаратами. Но задумка интересная.

В галерее искусств «яблоку не было куда упасть». Народ толкался здесь, пытаясь постичь смысл абстрактного искусства, популярного на Западе, но закрытого для нас. Кто-то недоумевал, кто-то откровенно говорил, что это «мазня». Мы относились к большинству, которое молча разглядывало картины, но никто не рисковал давать им оценку.

— Как вам? — спросил я Юрку с Ляксой, когда вышли из павильона.

— Я ничего в этом не смыслю, — признался Юрка.

— А кто смыслит? — усмехнулся я. — У нас абстрактная живопись в подполье. Мы не знаем даже своих Кандинского и Малевича, не говоря уже о французах.

— Проще всего в непонятное бросить камень, для этого большого ума не надо, — сказал Лякса. — Сложнее попытаться понять. Как можно судить, если не знаешь сути предмета! Но лично для меня выставка стала толчком, чтобы познать суть предмета… Здесь важны цвет и форма. И здесь нет никаких образов. То есть искусство беспредметное. Экскурсовод говорил, что Джексон Поллак, картину «Собор» которого мы видели, не пользуется кистью, а разбрызгивает краску по холсту. У них — главное достичь эффекта игры красок.

— Ну, правильно, можно рисовать и носом. У Ильфа в «Двенадцати стульях» художник рисовал овсом, — засмеялся Юрка.

— Да это все крайности, но искусство-то есть.

«Стоящая женщина» Гастона Лашеза на аллее перед выставкой у многих вызывала недоумение и неприятие. В газетах фигуру женщины назвали «гротеск и насмехательство». Но позже я как-то в разговоре с одним художником вспомнил эту скульптуру, и он мне объяснил, что прообразом ее была любимая женщина скульптора и он изваял ее, когда они находились в разлуке, вложив в работу всю силу своего неутоленного желания и всю преданность ей. Она вышла у него крутобедрая, с большими грудями как древняя богиня плодородия и стала самой известной в мире работой Лашеза.

— А, кстати, — сказал Юрка. — кустодиевские дородные купчихи не вызывают у нас неприятие, а рубенсовские женщины, такие же толстые, как и «стоящая женщина», считаются гениальными произведениями искусства.

Многие посетители ходили с полиэтиленовыми пакетами в руках, но мы не нашли, где эти пакеты раздают, зато набрали буклетов и проспектов, которые свободно лежали в павильонах, и раздобыли значки, которые тут же прикрепили к рубашкам. Но вот чего мы не попробовали — это пепси-колы, которую раздавали из автоматов бесплатно, но народ давился в очередях за этим заморским напитком, а американские девушки снисходительно, а мне показалось с иронией, улыбались. И мы молча согласились с Ляксой, когда он сказал:

— Чуваки, не будем унижаться!

На выходе из парка нас остановил человек в штатском и отобрал две книги, которые «затырил» Лякса. На это смущенный Лякса сказал:

— Да все брали, я что-ли один. И экскурсовод не возражал.

По дороге в общежитие Лякса заметил:

— Американцы все всё время жуют, причем везде, во всех павильонах.

— Chewing gum! — сказал я. — Жевательная резинка. Мне давали в Питере пробовать англичане.

— Это я потом понял. На что похожа?