Но Лиза была далеко.
Старушки между собою долго говорили о будущем возможном счастьи своих детей, и, прощаясь, Лизина бабушка обещала Граблиной переговорить с своей внучкой.
Лиза была у себя в мезонине. Полукруглое большое окно было занавешано сверх сторы красным платком; на столе, стоявшем у окна, валялись краски и карандаши, несколько этюдов и эскизов и много бумаг. Чистенькая кровать с белыми занавесками стояла в углу, возле нее комод с круглым зеркалом и банка от варенья с букетом роз.
Старушка, охая, вошла в комнату и, оглядев ее, сказала:
— Лиза, да где же ты?
Занавески у кровати заколыхались; старушка поспешно подошла к кровати и раскинула их. Лиза лежала, спрятав Лицо в подушки. Старушка, побледнев, стояла в недоумении.
— Лиза! — тихо сказала она.
Лиза, не поднимая головы, дрожащим голосом спросила:
— Что вам?
— Господи! ты плачешь! — в отчаянии воскликнула старушка.
Лиза подняла голову; лицо ее было красно, глаза опухли; но она улыбнулась и сквозь слезы сказала:
— И не думала… я спала!
— Лиза, Лиза! — с горьким упреком заметила старушка.
Лиза быстро спрятала опять голову в, подушки. Старушка села на стул у кровати. Лиза тихо всхлипывала.
— Господи, за что ты меня наказываешь! — с отчаянием прошептала старушка.
Лиза привстала, вытерла слезы, кинулась на грудь к бабушке и опять горько заплакала.
— Бабушка, простите, простите меня! — тихо говорила она.
— Ах, Лиза, ты меня убьешь своими слезами.
— Бабушка! — раздирающим голосом вскрикнула Лиза.
— Полно, перестань, дурочка, — в испуге говорила старушка, гладя ее черные косы.