— О-ой!.. Какой ар-рамат па-шел! — тоненьким и испуганным голоском сказал Ефим, и все вдруг расхохотались: еще никто не слыхивал, чтобы Ефим произносил слово «аромат».
И он, чувствуя необычность своих речей и гордясь этим, уже тверже повторил:
— Ар-рама-ат, лучше не надо! — и, обернувшись к жене, громко укорил ее: — Устинья Пална, не шипи ты мне на ухо и не дергай, прошу! Стой в сторонке да гляди, как машина орудует: и тебе придется с ней дело иметь…. Ах, ну и роскошный запах!
И Устинья в самом деле отошла и, не взглянув даже на присмиревший дедунькин род, приготовилась смотреть и учиться, как надо работать у механической сушилки. Так, похоже было, находила свое разрешение бурливая, как брага, Устиньина судьба.
Когда вынули решета с рыже-розовыми дольками яблок, Володя с торжественным видом тут же испробовал их готовность, как советовал молоденький инструктор.
— Все как по-писаному!
— Ну до чего же хорошо сушилочка работает! — воскликнула Шура, и ее восхищенный взгляд встретился с сияющими глазами Семена.
— А как думаешь, Шура, придется ведь нам тут, около сушилки, своих мастеров-механиков завести? Верно?
— Обязательно заведем! — радостно откликнулась она и, подув, положила на ладошку Васятки теплую, душистую дольку яблока первой машинной сушки.
Освободили сита, загрузили их вновь — и опять все принялись слушать, как весело и ровно гудит огонь в металлическом чреве сушилки.
Чья-то рука вдруг мягко толкнула Шуру. Она обернулась и встретила чуть скошенный назад взгляд Вали Самохиной, Шура посмотрела в ту сторону и увидела Шмалева.
Он стоял у дверей сарая, бледный до синевы, и, напряженно вытянув шею, остановившимися, будто остекленевшими глазами озирал сушилку.
За стенами сарая шумно лился обильный, словно раздурившийся дождь, но едва ли кто слышал его. Механическая сушилка гудела звучно и басисто, весело горела под потолком большая висячая лампа-молния, а вокруг все ощутимее и приятнее накапливалось тепло, которое так щедро и ровно может давать только живой и горячий металл машины.
Наконец и Семен, случайно оглянувшись назад, заметил Шмалева.
— Что, баян? Глазам своим не веришь? — крикнул он, полный доброго и широкого торжества. Но Шмалев, будто не слыша, молчал. Семен еще раз вгляделся и даже слегка попятился: навстречу ему смотрели незнакомые, стеклянно-ледяные глаза, отсвечивающие острым блеском на мертвенно неподвижном лице. Семену вдруг представилось: только слегка ударь по этим глазам, как они разлетятся целым фонтаном смертоносных осколков, от которых надо оберегать человеку глаза, лицо и руки.
Когда несколько минут спустя Семен опять глянул в ту сторону, Шмалев уже исчез.
Утро опять встало сумрачное и дождливое. Правда, дождь не так щедро лил, а временами просто моросил…
— Скоро перестанет дождище, — объявил Семен Никишеву, указывая на барометр. — Стрелка, смотри, поднимается, скоро будет вёдро… Хватит с нас ненастья!
За завтраком Семен предложил Никишеву:
— А что, Андрей Матвеич, если сегодня вечерком народ соберем твое чтение послушать? В правлении у нас вполне просторно, все рассядутся… Устроим вроде клубного вечера, верно? Чем в дождь людям дома киснуть, лучше новыми мыслями умы порастрясти. И молодежь тоже интересуется твоим чтением…
ebooksa