Колокол

– Сами придут, – бормотал доктор, уже засыпая, – сами придут и предложат.

За его спиной сопела Элен. Доктор Бёрк закрыл уши подушкой, а вскоре и сам засопел.

17 глава

Я проснулся и еле открыл глаза; во рту пересохло, голова трещала. Который сейчас час? Странно, что болит голова, странно, как непривычно она болит… Одышка, кости ломит от боли, колени еле сгибаются, хрустят. Я сел на кровати. Живот на коленях, дряхлый и рыхлый, как тесто. Руки в морщинах, ноги опухли; пальцы, ступни и выше, до икр, – всё в багровых венах. Они выпирают из-под тонкой кожи, как огромные черви расползаются под ней; они ползут всё выше и выше, будто сейчас надорвутся и лопнут. Господи, я – Фабьен… Как же он поднимает себя каждое утро? Или сейчас уже вечер… Я посмотрел в окно – стемнело. От меня разило перегаром. Он, наверное, пил всю ночь и заснул только под утро, потому и проспал целый день. Я огляделся по сторонам – никого. Собрался с силами и, опёршись на спинку кровати, приподнял это дряхлое тело. С трудом передвигая тяжёлые ноги, скрипя всеми суставами, поплёлся к двери. Каждый шаг давался с трудом. Может, Фабьен и привык к себе такому, но я с ним справиться не мог. Что-то грохнулось на пол – это я зацепил стул халатом. Хотел наклониться, но защемило спину; я стиснул зубы, лишь бы не закричать, и распрямился, насколько возможно. Понял, что не надел тапки; мне было бы всё равно, но месье Лоран, этот старик, решительно старался их надеть. Ноги его сводило от холода, кровь к ним будто не поступала – похоже, вся она застоялась в животе. Там у старика всё бурлило и вздувалось, выпуская газы. Я сдержал отрыжку. Неудивительно, что мадам Лоран спит отдельно, – даже жить в этом теле было противно, не то что спать рядом с ним.

Я надел тапки и вышел на лестницу. Нечто непонятное и зудящее горело между желудком и грудью. Спустился на кухню. В груди также жгло, руки чесались. Как хотелось, как же хотелось… но я не понимал чего. Натыкаясь в темноте на мебель и стулья, Фабьен дошёл до серванта. Открыл самый верхний шкаф и расплылся в улыбке. Чёртов алкаш, понял я, сейчас вольёт в меня эту дрянь…

За окнами по-вечернему тихо, ни звука, ни ветерка; тишину хоть ножом разрезай. Фабьен потянулся к бутылке. Вдруг что-то хрустнуло, я вздрогнул. К голове прилило, всё вокруг закружилось. Я попытался прийти в себя. Звук повторился. Где это было? Слух, как и зрение, у Фабьена ни к чёрту. Ещё один хруст. Я обернулся – кто-то ходил за окном. Будто хворост ломался под чьими-то ногами. Кто там посреди ночи? Фабьен весь сжался от страха. Во что же вляпался этот старик…

– Не время бояться, Фабьен, открывай.

Я поплёлся к окну, схватился за оконные ручки, потянул их на себя. Окно распахнулось. Запах осени, свежего ветра, на улице никого. Только темень, и больше ни звука. Может, это хрустел сам Фабьен и его старые кости? Я закрыл окно и уже отошёл, как что-то влетело в стекло, ударилось и упало там же. Что это было? В темноте не разглядишь. Нужно выйти во двор. Животный страх охватил Фабьена и передался мне.

– Давай же, чтоб тебя, шевелись, – подгонял я его.

Стиснул зубы, сжал кулаки. Сейчас вся сущность Фабьена будто слилась с моей.

– Мы так с тобой до утра не дойдём…

Еле переставляя ноги, с трудом управляя неподвижным телом, пытаясь обуздать его страх, я дошёл до двери. Этот старик – тот ещё параноик, думал я, открывая замки. Дверь ударилась о стену, ветер задувал ночную прохладу под халат и пижаму Фабьена. Я вышел во двор. Ноги его тряслись, как и руки, как и весь он трясся. Я вёл его к тому месту. Вот оно, уже почти близко, ещё десять метров, и кухня; именно там, под тем самым окном были слышны шаги. Сейчас же всё стихло, ни единого звука, но кто-то будто смотрел на меня. Я огляделся, однако никого не увидел. Вот оно. Мы дошли до окна. Я пригляделся. Под ним, в самой траве, лежала мёртвая птица со свёрнутой шеей и торчащим крылом. Фабьен морщился и норовил сбежать. Подожди, старик, не спеши… Под птицей виднелось что-то ещё. Я не мог сфокусировать взгляд. Потянулся за тушкой. Тошнота подступала к горлу. Я взял пернатое тело, перевернул дохлую птицу. Что это? К её раздутому брюху был приколот иголкой клочок бумаги. Кривой почерк: «Утром в девять».

Да чтоб тебя! Записки на дохлых птицах – не самый хороший знак… Завтра утром я буду не я, точнее, уже не Фабьен, и мне уже не узнать, куда ему надо и кто его хочет прикончить. Но как же узнает он? Я положил птицу в карман. Кто-то всё так же смотрел на меня, и я наконец увидел его – силуэт в тёмной шляпе стоял возле конюшни. Я сделал шаг навстречу, но человек развернулся и ушёл в сторону леса. Там же заржали лошади, заскрипела колёсами бричка и покатила прочь, исчезая в дремучей темноте. В ответ на ржание пришлых заржала теперь уже наша; её обругали – конюх проснулся. Я вернулся в дом.

Дохлая птица с запиской, приколотой к брюху, лежала на письменном столе. Из окон спальни Фабьена церкви совсем не видать.

18 глава

Фабьен был синего цвета, такого же синего, как и вены на его ногах. Он ходил по комнате из стороны в сторону, потирая грудь. Нет, сейчас не время, совсем не время пить. Как они могли проникнуть в дом? Как они прошли в его спальню? Когда? Ночью? И никто ничего не услышал… Они убьют его, повесят на лошадь и протащат, как мешок с песком, по всем лесным рытвинам. Потом сбросят в канаву, где он и помрёт.

Нет, этого не может быть, думал Фабьен, они же интеллигентные люди. Интеллигентные люди не убивают других интеллигентных людей. Но что это, как не намёк? Раньше его вылавливали в городе, он перестал туда ездить, что там делать старику, куда лучше остаться дома, а по всем этим светским приёмам его жена была рада ходить без него. Он перестал ездить в город, он перестал выходить из дома, он вообще мало ходил. И вот они нашли его, сами пришли и положили это на стол. Какая же мерзость…

Тошнота подкатывала к горлу месье Лорана.

– Что они хотели этим сказать? – Фабьен смотрел на ужасную находку. – Они хотели сказать что я следующий? – шептал он сам себе. – Они хотели сказать, я следующий… Так почему же не придушили меня прямо здесь, в этой спальне?.. Всё, это конец.

Он сел на кровать. Больше ему не суждено спать по ночам – они придут в любую минуту, в любое время дня или ночи – и убьют его.