Колокол

«Что может сделать спящий?» – думал Фабьен. Он и не спящий-то ничего сделать не мог. А если… О, если они проникнут в спальню к его жене? Хотя кому нужна эта стерва… Или… или они могут проникнуть к дочери… Нет, он не мог этого допустить. К тому же они не вандалы какие-то, а вполне себе нормальные люди. Это он во всём виноват…

Фабьен закрыл лицо потными ладонями и ещё раз сквозь пальцы покосился на письменный стол; он не знал, как избавиться от этой чёрной дряни. Дохлая птица с вывернутой шеей смотрела на него мёртвым глазом. Скоро и он будет лежать так же где-нибудь под кустами. Нет, они не запугают его, не запугают, он дрожал всем телом, не на того напали, он не чувствовал ног, не на того… Фабьен открыл письменный стол, взял лист бумаги и скомкал его, потом расправил, осторожно взял дохлую птицу и, отвернувшись, понёс её к окну. Он дергал оконные ручки, створки заклинило, а эта окаменевшая тушка всё ещё была в его руках… Выбросить эту дрянь и срочно вымыть руки… Он дёрнул ещё раз, створки скрипнули, стекло задрожало… в этом доме всё разваливалось по частям. Наконец Фабьен открыл окно и выбросил птицу.

– Всё, и не было ничего, – выдохнул он, отряхнув потные руки. – По крайней мере, это незаконно – проникать в чужие дома, я могу сообщить в полицию, я могу…

Фабьен ничего не мог, и от этого становилось ещё страшней.

Ему казалось, что руки пахнут дохлятиной. Никогда ещё он не ходил так быстро до умывальника и обратно. «Нужно добавить пару замков, – решил месье Лоран. – Скажу Юберу, чтобы занялся этим».

Ещё пять лет назад слуг в этом доме было больше, чем хозяев. Но сейчас, сейчас всё иначе. У него нет даже плотника. Остался один Юбер; он, как преданная собака, работал за еду. Хотя чем ему ещё было заниматься? Раньше у них была конюшня, Фабьен скупал жеребцов, а сейчас осталась одна только лошадь, и та скоро испустит дух…

Он услышал быстрые шаги у своей комнаты – кто-то бежал к нему.

– Месье Лоран… – Дверь открылась, в ней показалась запыхавшаяся Люсинда. – Скорее, Жоэлю нехорошо.

О, Жоэль – вечная боль и любовь Фабьена. Он никогда себя не простит. Последний раз, когда он видел сына здоровым, тот сидел под карточным столом и завязывал отцу шнурки на ботинках, на что Фабьен ворчал и отбрыкивался. «Уйди, Жоэль, – говорил он ему, – не мешай».

И мальчик ушёл, а вернулся в дом только на руках Юбера. С тех пор жизнь будто покинула этот дом. Не было в нём больше ни музыки, ни яркого света. Гости тоже перестали приезжать. Никто не смеялся и не пел. Фортепиано покрылось пылью, а раньше на нём играл Жоэль. Он был способный мальчик. Был… И хоть сейчас он лежал в своей комнате, это был уже не он.

В комнату сына Фабьен вошёл на подкосившихся ногах. У кровати мальчика уже сидела Ирен, а у окна стоял доктор, вбирая в шприц прозрачное лекарство.

– Что случилось? – подскочил Фабьен.

– Он стонал и так извивался, – сказала Ребекка; она всегда говорила быстро, когда на неё находило волнение.

– Похоже на судороги, – сказал доктор. – Нужно бы сделать ещё один укол.

– Бедный мой мальчик, – плакала Ирен, поглаживая сына по мокрой голове.

Она покосилась на мужа.

В такие моменты, когда на Жоэля, помимо всего прочего, находили приступы, она ещё больше ненавидела Фабьена. Она проклинала его каждый день, но это никак не меняло событий. Этот старый чёрт всё ещё жил. Ирен даже не мешала ему пить – она подменяла выпитые бутылки новыми, лишь бы его хватил уже инсульт. Но всё было тщетно – паразиты самые живучие на земле, и Фабьен был из их числа.

Месье Лоран наклонился к сыну.

– От тебя несёт, как от свиньи, – сказала Ирен. – Мальчику и так нечем дышать, откройте окна.

Окна открыли, волна чистого воздуха разбавила лекарственный застоялый смог. Дыхание мальчика стало ровным.