813

– Это правда, не так ли? Ты в этом уверен? Оба они – одно и то же лицо?

Глаза оставались неподвижны. Струйка крови сочилась из уголка рта… Два или три всхлипа… Последняя судорога. Это был конец. В низкой комнате, заполненной людьми, воцарилось долгое молчание. Почти все охранявшие Сернина полицейские отвернулись и, пораженные, не понимая или отказываясь понимать, по-прежнему слышали невероятное обвинение, которое бандит не смог сформулировать.

Господин Вебер взял коробку, найденную в свертке из черной саржи, и открыл ее. В ней находились седой парик, очки с серебряными дужками, каштанового цвета шарф, а в двойном дне – баночки с гримом и отделение с крохотными буклями седых волос – словом, все, из чего в точности можно было воссоздать облик господина Ленормана.

Вебер подошел к Сернину и какое-то время молча смотрел на него, задумчиво восстанавливая все стадии приключения, потом прошептал: «Так значит, это правда?». Сернин все с тем же улыбчивым спокойствием отвечал:

– Предположение не лишено ни изящества, ни смелости. Но прежде всего скажи своим людям, чтобы они оставили меня в покое со своими игрушками.

– Ладно, – согласился господин Вебер, подав знак полицейским. – А теперь отвечай.

– Что тебя интересует?

– Ты – господин Ленорман?

– Да.

Послышались возгласы. Жан Дудвиль, который находился там, пока его брат следил за тайным выходом, Жан Дудвиль, сообщник Сернина, смотрел на него с изумлением. Ошеломленный господин Вебер пребывал в нерешительности.

– Ты поражен, а? – сказал Сернин. – Признаюсь, это довольно забавно… Боже, как ты меня порой смешил, когда мы работали вместе, ты и я, начальник и помощник начальника!.. А самое смешное то, что ты считал его мертвым, славного господина Ленормана… Мертвым. Как бедняга Гурель. Но нет, нет, старина, голубчик был все еще жив…

Он показал на труп Альтенхайма:

– Этот бандит швырнул меня в воду, в мешке, с камнем на поясе. Вот только он забыл отобрать у меня нож… А таким ножом прорывают мешки и режут веревки. Так-то вот, несчастный Альтенхайм… Если бы ты подумал об этом, то не оказался бы там, где находишься сейчас… Но довольно болтать… Мир праху твоему!

Господин Вебер слушал, не зная, что и думать. В конце концов, он в отчаянии махнул рукой, словно отказываясь что-либо понимать.

– Наручники, – приказал он, внезапно испугавшись.

– Это все, что ты придумал? – сказал Сернин. – Тебе недостает воображения… Впрочем, если тебе это нравится…

И, заметив в первом ряду своих недругов Дудвиля, протянул ему руки:

– Давай, друг, тебе выпала честь, и не стоит упираться… Я играю в открытую, поскольку нельзя иначе…

Он сказал это таким тоном, что Дудвиль понял – борьба на время кончена и остается лишь подчиниться. Дудвиль надел ему наручники. Не разжимая губ и без всякого выражения на лице Сернин шепнул: «Двадцать семь, улица Риволи… Женевьева».

При виде такой картины господин Вебер не мог не выразить удовлетворения.