Улыбка померкла. Обида распустилась внутри горячим цветком, обожгла, подняла со дна старые мысли.
– Это моё дело, День. Ты пришёл советы мне давать, наставлять, что яга должна, а что не должна? Так мне для этого Обыды хватает, можешь не стараться!
– Ярина! – с досадой воскликнул День. – Ты, верно, после этой ночки сама не своя!
– Я давно сама не своя, – резко ответила она. – С тех пор, как в Лес попала. Все мне с тех пор твердят: яга должна да яга не должна. Туда не ходи да туда не заглядывай. Заботься о том, думай об этом. Вот что тебя ждёт, и только этой дорогой тебе можно. Никакой другой не велено! С самого первого дня, как я тут очутилась!
– Ты всегда тут была, – неожиданно сурово возразил День. – Всегда была в Лесу. Только Лес всюду разный. Побывав в одной части, уходим в другую, а про первую забываем… Лес порой сам желает, чтобы мы забыли о прошлом. Вот и ты забыла – что было, прежде чем Лес тебе предназначил ягой стать.
– Я забыла? – звонко спросила Ярина. – Нет, День мой Красный, это Обыда меня забыть заставила. Керемет предлагал вспомнить, да хорошо, ума хватило не согласиться с этой птицей скользкой. Кощея Обыда запрягла помочь ей, да я успела перехватить. Я ведь знаю, было что-то. Я ведь знаю, День, Обыда не хочет, чтобы я вспомнила. Хочет только, чтобы я вперёд думала, вперёд училась. А по-настоящему и не показывает ничего. Пестуй, говорит, зверьё. Травы убеждай не уходить в землю, не растворяться в небытии. Небо проси погоду давать верную, чтоб урожай родился. Ну взяла один раз с собой, у стволов жизни отбирать… И что же? В этом разве вся работа яги? Где же тут Равновесие?
– Если до сих пор не поняла, видно, не выйдет из тебя яга, – хмуро произнёс День. Снял притороченный к седлу туесок, протянул: – Обыда велела привезти тебе озарень-ягоды для воршудов. Я за этим и приехал. И права ты, не мне тебе советовать.
– Не тебе! – бросила вслед Ярина, прижимая туесок к сарафану. – Тебе, как и всем тут, только о судьбе моей яговой думать! А о том, чтобы просто поговорить… О чём угодно, без умысла, без ученья – не дождёшься!
День посмотрел на неё печально. Не прощаясь, пришпорил коня и был таков. Небо тут же затянуло тучами, хотя едва миновал полдень. Ярина поглядела на туесок, чувствуя и досаду, и злобу, опустила глаза и заметила, что снег вокруг ног растаял. Позванивая, пробивались не к месту, не ко времени разбуженные подснежники – кривые, уродливые, с серыми лепестками, с розовым стеблем.
– Это от злости твоей, – пояснила Обыда. – Силы хватило, чтоб поднять ещё до весны, но цвет-то у силы мрачный. Вот и вышли уродцы.
Ярина обернулась. Давно ли яга стояла за плечом? Слышала ли, что ученица бросила в сердцах Дню? И его обидела, и про саму Обыду наговорила. Правды, конечно. Но злой. Сказала, будто не понимает, при чём тут урожай, небо, звери… Всё она понимает. Давно понимает, что всё это – доли Равновесия, и нет у него частей маленьких и больших. Но головой понимать – одно. А сердцем принять – совсем, совсем другое…
Ярина отдала туесок Обыде и присела на корточки. Положила ладони на мокрую, ощетинившуюся ледышками землю, погладила её. Подгребла хрупкий снег на высунувшиеся корни. Наклонилась к самым подснежникам. Ни капли запаха, полумёртвые цветы. Прошла её ярость – и жизнь вытекла из стеблей.
– Рано вам, – трогая вялые лепестки, проговорила Ярина. – Рано. Не весна ещё. Уходите в землю, спите, не пришло ваше время.
Взяла бутоны в руки, как птенцов, тихо-тихо запела колыбельную, которую слышала от птахи у Шудэ-гуртын.
– Набирайтесь сил. Я вас позову, как оштолэзь придёт, – прошептала в самую сердцевину, нежную, некасаемую. Уложила стебли на землю, осторожно накрыла ладонью. Подснежники не противились, не пружинили, как живые цветы, как упругие летние травы. Не было в них ни солнца, ни жажды жизни. Только её сила нежданно-негаданно потревожила.
– Простите меня.
Капля упала меж пальцев на сплетение стеблей, и подснежники закопошились под ладонью, потянулись в почву. Мгновенье, другое, третье… Полетел снег, накрыл белым валиком плечи. Ярина никак не могла понять, много ли времени прошло: может, миг, может, два; а может, и пол-лучины. Небо оставалось серым, осаженным густыми тучами. Пятачок голой земли покрылся инеем. Наконец Ярина убрала заледеневшие ладони. От цветов не осталось и следа – только еле приметная сеточка корней, которая истаяла на глазах, и тут же всё запорошил снег.
– Спите.
Поднялась, дуя на покрасневшие ладони. Повернулась к избушке. Обыда всё ещё стояла за плечом, только туесок пропал из рук.
– Почему так случилось? – спросила Ярина. – Я ведь и раньше и сердилась, и радовалась. Но сила никогда случайно не проливалась.
ebooksa