— А надо ли, Юрко, угадывать? Ты же видишь все, как оно есть. Не легко нам, Юрко, будет. Неоткуда нам сейчас и помощи ждать. Только на свои силы должны полагаться. Испугаешься, сбежишь от борьбы? Захочешь отсидеться где-нибудь в углу возле женской юбки?
— С чего бы это я должен такое выслушивать? — сказал я гордо. — Разве по мне видно, что я способен на такое? Не тянут меня цепи и не тянули. Сам пришел в Будапешт. А мог и не прийти.
— О, это молодецкий разговор. Узнаю нашу Довбушеву кровь. Но правду, Юра, говорю: нам будет все тяжелее. Антанта хитро все спланировала, чтобы коммунизм задушить. Не вышло одно, так она другую приманку бросила: «Народы, самоопределяйтесь!» Этот махинатор Вильсон знал, как петь, чтобы все куры забегали вокруг него. И он по-утреннему запел, будто пробуждает народы к новой жизни. Пел петухом, а действовал и действует, как акула. И народы он на кровь, душить большевизм нацеливает. А теперь уже хочет сдружить поляков с украинцами, чтобы они вместе двинули на восток. А там, с востока Деникин прет свои черные сотни. Он, Юрко, уже пол-Украины захватил, а поляки заняли Минск и другие города. Антанта затягивает свое кольцо, как надумала, как решила. Может ли нам сейчас прийти на помощь русская Красная Армия? Нет, Юрко, этого не будет, надо правде смело в глаза смотреть. А румынские, чешские магнаты этого и ждали. Антанта их оружием пичкает, как только может, только бы шли, душили, резали нас. Такие-то, Юрко, дела на свете. Но от борьбы отступать нам нельзя. Все больше крови из этой империалистической акулы нам надо выпустить, а как она начнет слабеть, тут и приблизится для нее время погибели. Когда-то люди нам доброе слово за это скажут. — Калиныч весело смотрел на меня. Он готов был и пошутить: — Хоть и говорят, Юрко, что пустое дело против ветра дуть. Да мы еще пулями Антанте подуем и в морду и в зад, чтоб такой ее прохватил кровавый понос, что и не остановить. Но я вижу: ты от моих слов нос повесил. Выходит, не надо было правду говорить.
— Это верно, не весело мне. Да печаль не убьет моего гнева на этого всемирного хищника. Девушка, товарищ Калиныч, девушка у меня там, откуда надеялись мы на помощь. Каждое утро солнце для меня не просто так всходило. А все с надеждой, что скоро мы встретимся, скоро увидимся.
И я рассказал ему, как у меня началось с Улей, как встретились, как расстались. И про Лариона вспомнил. Теперь уже Калиныч притих, слушая мою историю. Наверно, свое вспомнил, ведь тоже был молодой, всего на несколько лет старше меня.
— Для нас с тобой, Юрко, без свободы счастья быть не может. Так будем бороться за нее. А свобода для нашего народа, для нас должна быть дороже, чем любовь к девушке, чем наша жизнь.
— Правду говорите. «Жизни нет цены, а свобода дороже», — не зря люди сложили эту поговорку. Да с человеком живет и все человеческое. А значит, и печаль. Вы тоже, как я вижу, опечалились, как услышали мою историю.
Он улыбнулся мне и проговорил:
— Это я за тебя опечалился. А вот и Геделле.
Мы вышли из поезда, но на перроне не смогли прямо пройти, пришлось нам обходить длинный воинский эшелон, который стоял на первом пути. На перроне, должно быть, шел митинг — был слышен только один голос. Кто-то горячо говорил. А когда мы приблизились, этот голос уже показался мне знакомым.
— Мне кажется, это Бела Кун говорит, — сказал я Калинычу.
— А ты его слышал?
— Еще бы не слышать!
— Это он. А мне с ним надо повидаться. Подойдем ближе, подождем, пока кончится митинг.
Мы подошли. Уже хорошо виден нам был строй солдат, а перед ними — Бела Кун, одетый в гражданское. Он говорил с такой верой в победу, что и последние остатки моей печали развеялись.
Должен, Уленька, должен верить, что мы скоро встретимся, — жить невозможно без веры. И с радостью хватаюсь за все, что эту веру укрепляет.
А Бела Кун своими словами так поднимает во мне все лучшее, что есть в душе, что я уже готов кричать: «Вперед! Скрутим Антанту, встретимся со своими братьями по крови и по идее!»
— Наше революционное правительство приняло ультиматум Антанты, потому что стремилось дать вам отдых, мы не хотим лишней крови. Мы надеялись, что так все и будет, как она нас заверяла. Но весь мир еще раз увидел, что значит ее клятва. А теперь уже каждый боец должен знать: перемирия ждать нам нечего. Бить, бить будем всех, кто хочет утопить коммунизм в нашей крови. Герои! Бойцы красные! Революция кланяется вам за то, что вы готовы за нее и жизнь свою отдать.
И воины дружно подхватывали его клич: «Жизни не пожалеем!» И я тоже кричал и верил, что мы победим. И какое это счастье — верить, верить до последней минуты жизни, что ты победишь.
Рядом с Бела Куном стоял Тибор Самуэли в своей неизменной кожаной куртке. И хоть июль перевалил уже на вторую половину, хоть лето дошло до самой высокой своей ноты, а он, как и зимой, не расставался с нею.
ebooksa