Славный дождливый день

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот если наступит повод. Разве что, — сказал я, встал как вкопанный и пошарил глазами по сторонам.

Под старым пнем валялся приметный прутик.

— Разве что тогда найду вам применение, малютки. Подобающе сану, — пообещал я, втыкая прутик для памяти.

Он был заметен издали, мимо не пройдешь, если не сослепу.

Нет худа без добра, вот уж сказано точно. Это даже кстати, то, что они теперь в земле. Будут в меру холодны, когда и подоспеет время, — подумал я, закончив дело.

Поселок судачил на все лады, а я ничего не ведал, закопавшись в свой сценарий. Рыл в нем извилистый ход на манер крота, пробиваясь к белому свету, а надо мной кипело и бурлило. И когда я высунул голову за глотком чистого воздуха, события были в самом разгаре.

Я прихватил пол-литровую банку, пошел в ларек за молоком, влился в очередь за дамой с бидоном из мельхиора, и тут меня огорошили. Кое-что я предвидел заранее. Но то, что это обретет такие темпы и размах, меня порядком удивило и поставило в тупик.

Очередь походила на гусеницу, медленно перебирала десятками ножек и словно вползала в окошко ларька, — такое было впечатление. Я шел в затылок за дамой с бидоном, готовя банку и деньги.

Дама молча плыла передо мной, поводя узлом темных блестящих волос перед моим носом.

— Балеринчихин зятек, — вырвалось вдруг из нее, как выстрел, — зятек Ходаковой каков? Губа не дура! Художник знаменит, да и всего поболе. Дача хоть куда, к тому же машина, что и говорить. Да и денег прорва.

Она считала, загибая пальцы, и на руке их не хватило, хоть сбрасывай туфли, — таковы были преимущества Наташи перед Женей, на ее взгляд.

— Отец его по заду шлангом и долой в калитку, а он через забор, Андрюша этот, — сказала дама, кипятясь.

— Я знала это, чем он кончит. Синяки не к добру, а он их носил беспрерывно. Точно ордена! — поддержала другая, та, что тащила кастрюлю в авоське.

Она получила свое и тронулась было восвояси, но тут затеяли этот разговор, и ее притянуло, словно магнитом. Она стояла, потихоньку проливая молоко, и горячо обсуждала то да се насчет Андрея.

И Транзистор, конечно, была в самой гуще, очутилась тут как тут.

— Я говорила соседям. Предупреждала вовсю: за ним только глаз да глаз. Но они жили спустя рукава, и все проходило мимо ушей, — сообщила она, гордясь своей прозорливостью.

Она так и пыжилась от зазнайства…

А над дачей распростерлась тишина, я это заметил раньше, сидя в четырех стенах, но не придал тогда значения. И даже было на руку: сиди себе да спокойно работай. Но тишине предшествовал большой скандал, она была его последствием, вроде бы после бури. Только я не придал ей значения, копаясь в своих делах, и когда вылез наверх, застал то там, то сям обломки.

Так были обнаружены следы терзаний на лице Андрея, когда мы столкнулись на подходах к умывальнику.

— Как поживаем? — спросил я у Андрюши.