Мы пожали руки, не сказав ни слова. Он еще приходил в себя, и ему необходимо время укрепиться. Я не мешал, шагал рядом, наступая на упругие сосновые шишки.
— Настрочили письмо в комитет комсомола. Разлагаюсь в быту, — вдруг сказал Андрюша мрачно.
— Но… — начал я, но он перебил.
— Невезучий я. Неудачник, — произнес он и замолк.
Мы прошли половину парка и тут повстречали женщину-гнома. Судя по пустой кошелке, она держала путь в гастроном, а нас угораздило попасться ей на дороге. Никто из нас не знал в смятении, что делать. Мы стояли первую минуту, переступая с ноги на ногу, все трое — Андрюша, я и она.
— Добрый вечер. Как там ваша редиска? — сказал я первым.
Вдруг женщину взорвало, она хотела что-то сказать, открыла рот, там заклокотало, но вырваться на волю не смогло — мешали какие-то клапаны. Тогда она неловко, по-женски размахнулась и хлопнула Андрюшу кулачком. Шлепок был мягким, но для привычной Андрюшиной кожи хватило этого с достатком. Под глазом моментально возникли контуры нарождающегося синяка. Он обещал быть крупным и густым по оттенку, и кожа для него служила вроде промокашки, на которой он проступал.
Женщина-гном была огорошена собственной прытью не меньше нашего. Она резко повернулась и почти бегом засеменила прочь между соснами, в неопределенную сторону и наверняка уперлась где-то в забор.
А на лице Андрюши застыла последняя степень отчаяния. Он осторожно, еще не веря, щупал под глазом. Но явь давала знать себя, она горела, пульсировала под его пальцами.
— Довольно! Хватит с меня! Я сыт по горло. Этот синяк последний. Все! Счет закрыт, и баста! — прошептал он неистово, будто давая клятву, его тянуло на колени, так и гнуло к земле.
— Я стану блестящим, раскрасивым эгоистом. Буду думать только о себе. А кожу мазать на ночь лучшим кремом — «Красная Москва»! — сказал он истерически.
А я ничего не мог поделать. Наступил тот момент, когда человек остается в середине круга один на один, и ему предстоит борьба с самим собой. Это кровавое побоище, когда человек вступает в поединок с собою. Тут он и Пересвет, и Челубей — во едином лице. Он не стихает ни днем, ни ночью, поединок, и поражение тогда равносильно концу света по своей трагедии. Но выигрыш дороже самых блистательных военных побед. И здесь не поможет никто, хоть собери все человечество вокруг. И люди будут толпиться за кругом и подбадривать: «Давай жми!» — на всем разноязычье мира.
Все зависит от того, в какой мере ты успел накопить в себе доброго, и сумеет ли оно перевесить зло. Это и решит исход единоборства.
С этого дня Андрюша притих. Синяки исчезли, а кожа в самом деле стала нежной и чистой, будто он мазал ее кремом на ночь. По вечерам он приходил с коробкой шахмат, мы их ставили на скамье под яблоней и, развесив лампу-переноску, гоняли партию за партией без особого азарта. Это был матч с лунатиком за место под луной. У лампы вилось мошкарье, отбрасывая гигантские тени. Тени кружили по доске, стирая четкие границы между белым и черным.
— Куда ты дел короля? — говорил, например, я Андрею. — Ну да. Ясно все. Ты сбил его, спутав со слоном.
— Ну и что? — отвечал равнодушно противник. — Разве это имеет значение? Есть король или нет короля?
— Конечно, значение не велико, не бог весть какое. Только вот ума не приложу как быть, когда придется ставить мат? Кому его ставить? Уж не ферзю ли?
— А, ставь кому угодно. Выбирай и ставь.
— Ты сделал два хода подряд, леший с тобой, но при этом снял мою ладью!
— Пожалуйста, возьми хоть все мои ладьи.
ebooksa