— А вы куда? — спросил у них конвойный.
— Поищем местечко потеплее, — не оборачиваясь, ответил Раздабаров. — А то у входа очень уж дует. Так недолго и простудиться!
— Ну-ну… — насмешливо произнес им в спину конвойный.
Несколько голов приподнялись с нар и стали внимательно наблюдать за Раздабаровым и Лыковым. Они же, не обращая ни на кого внимания, шли вдоль нар, высматривая, нет ли где свободного места. Так их учил бывший уголовник, старик Лева Гармидер. «Не надо, — говорил он, — занимать первое попавшееся место на нарах. Такие места обычно с краю или у параши. И это непрестижные места. Их легко занять, но с них трудно выбраться. Уважающий себя каторжанин обязательно пройдется по бараку и поищет для себя другое место. И дело тут не столько в самом месте, сколько в поступке. Такой поступок обязательно заметят и, я вам говорю, правильно его поймут. То есть оценят по достоинству. Это очень важно — с самого начала показать, что ты знаешь себе цену».
И, попав в барак, Игнат Раздабаров и Афанасий Лыков повели себя в полном соответствии с инструкциями старого уголовника Левы Гармидера. Они тотчас же принялись искать для себя престижные места и вскоре их отыскали.
— Вот, — негромко произнес Раздабаров. — Видишь — пустые нары? Причем оба места нижние. Думаю, это самое то и есть. То есть все по заветам нашего незабвенного учителя Левы Гармидера…
Их никто не тревожил, никто к ним не подходил, и они понимали, почему это так. К ним присматривались и прислушивались, их изучали. Что ж, пускай изучают. А там будет видно.
— Ты поспи, — сказал Игнат Афанасию. — А я покараулю. Вдвоем нам этой ночью спать несподручно. Мало ли что…
— Лучше ты, — возразил Лыков.
— Я не хочу, — сказал Раздабаров. — Правда, не хочу… Лучше я буду сидеть и мечтать.
Лыков ничего не ответил, улегся на нары и вскоре ровно задышал. Раздабаров снял сапоги и устроился на нарах, сев по-турецки. Спать ему и вправду не хотелось. Внешне он был спокоен, но внутри у него будто звенела и вибрировала туго натянутая струна. Или, может, это была сжатая пружина, которая в любой момент могла с силой распрямиться. Какой уж тут сон? Он сидел и тихо, почти беззвучно читал самому себе только что сочиненные стихи:
— Я думал, это юг, но вот —
Здесь только снег, мороз и лед.
И где-то там, за этим льдом,
Отец и мать, и теплый дом,
И добрый запах пирогов,
И за окошком — звук шагов,
И на реке — песчаный плес,
И в конуре — лохматый пес…
Наверно, Игнат сочинил бы и продолжение, но тут он скорее почуял, чем увидел, что к нему кто-то подошел и подсел на нары. Раздабаров открыл глаза. Рядом с ним сидел какой-то человек — небольшого роста, сутулый и невзрачный. Выражения его лица и глаз Раздабаров разглядеть не мог из-за полутьмы.