— Больно надо! — скривился Раздабаров. — Я мирный человек! И специальность у меня тоже мирная! Фармазон я!
— Слыхал, слыхал… — все так же миролюбиво произнес Подкова. — Ну, а по-польски объясняться ты умеешь?
— А то как же, — спокойно ответил Раздабаров.
Он действительно знал польский язык. Раздабаров вырос в Белоруссии, почти на самой границе с Польшей. В местечке, где он провел детство, было много поляков. Добрая часть друзей его детства были поляками. Даже его первая любовь — и то была полькой. Как же ему было не знать польского языка? Знание Игнатом польского языка также было частью плана, разработанного СМЕРШем.
— Ну, так скажи нам что-нибудь по-польски, — предложил Подкова. — А мы послушаем.
— А можно я спою по-польски? — улыбнулся Раздабаров.
— Ну, спой, — похоже было, Подкова впервые за все время разговора удивился по-настоящему, — коль ты умеешь.
— Так я же Музыкант! — еще шире улыбнулся Игнат.
И он, прищелкивая пальцами, исполнил два куплета бесхитростной польской песенки о любви.
— Могу еще, — сказал Игнат. — Спеть?
— Не надо, — ответил Подкова и глянул на Афанасия Лыкова.
Взгляд был красноречивый, а потому слова к нему были не нужны. Настала очередь Лыкова держать экзамен перед Подковой. Тут-то было все проще. До войны Афанасий Лыков жил в Барнауле и работал там в уголовном розыске. Однажды он сошелся в смертельной схватке с неким налетчиком и громилой по прозвищу Угрюмый. Из этой схватки Лыков вышел победителем — в перестрелке он убил Угрюмого. И вот его личину Лыков и присвоил. Он почти ничем не рисковал. До того, как застрелить настоящего Угрюмого, он долго его выслеживал, собирал о нем сведения и потому знал почти все о его жизни. Знал даже о наколках, где, какие и на каких частях тела они у него были. Сейчас точно такие же наколки имелись и на теле самого Лыкова. И попробуй кто-нибудь докажи, что Лыков — это не Угрюмый. Конечно, могло случиться и так, что кто-то из лагерных сидельцев знал раньше настоящего Угрюмого. Но все же это был чисто гипотетический случай, а потому и риск провала — минимальный.
Лыков коротко изложил Подкове свою легенду. Подкова какое-то время с молчаливым вниманием смотрел на Афанасия, затем спросил:
— А что же ты не на войне?
На это Лыков ничего не ответил, и молчание его было настолько красноречивым, что никаких других вопросов к нему не возникло. Последовал вопрос к обоим сразу:
— Ну, а где же вы познакомились?
— В новосибирской крытой, — ответил Раздабаров. — Парились в одной и той же хате. Там и сошлись.
— Ну, хорошо, — после молчания произнес Подкова. — Будем считать, что познакомились. Да вы присаживайтесь, ребятки. Вон на ту скамеечку.
Приглашение присесть на скамеечку значило многое. И прежде всего, что экзамен Раздабаров и Лыков выдержали. Подкова им поверил. А коль поверил Подкова, то поверят и прочие арестанты. Теперь предстоял разговор другого плана.
— Ну, а как думаете жить дальше? — спросил Подкова.