Круча

— Да ить кто кого. Кто вашего брата, а кто хоть вот, к примеру назвать, Федюню.

Ряды сидящих шевельнулись, но не засмеялся никто. Федюня обернулся:

— Чего меня задеёшь, дед? Чего я тебе сделал?

— В шею меня давеча, вот чего!

— Да это я шутейно…

— Не бойся, дедушка, — сказал Софрону Илья, — выкладывай смело всю правду! Ничего тебе за это не будет.

— А мне что выкладывать? Я человек старый, по-вашему не научен. Походил, помню, год в школу, да бросил. Батюшка-покойник так за виски выдрал, что рассерчал я на него, царство ему небесное. Так и остался я при двух действиях арифметики, а всех четырех и до сих пор не знаю. Меня учили складать да умножать, а теперь, вишь, учат отнимать да делить…

На скамьях засмеялись.

— Ты что это, — с улыбкой отвечал Илюша, — против коммунизма загибаешь, дедушка? Это ты зря! Мы, большевики, не только отнимать да делить учим. Вон у нас в Каменке коммуна образовалась, сложили вместе бедняки свои хозяйства и живут. Мы за все четыре действия.

— Воровства больно много развелось, — возразил дед. — С воровством советская власть борется. Воровства не будет, когда продуктов будет изобилие. Каждый возьмет себе, сколько ему надо, и незачем будет никому воровать.

— Всё отымут! — с авторитетным видом, вставая с места и оборачиваясь к публике, заявил пьяный Федюня. — Начисто отымут, и нечего будет воровать.

Он сел, но тут вскочил дед Софрон Дулёпа.

— Слышишь? — закричал он докладчику. — Слышишь? Вон кто у нас в Варежке коммунист! А ты говоришь — скажи правду, не бойся…

— Что-то я у вас ничего не разберу, кто про что говорит, — сказал Григорьев. — Или говорите яснее, или не мешайте мне.

Остальную часть его речи дослушали спокойно.

За кулисами между тем к приоткрытому окну подошли парни. Семка Нигвоздёв пальцем подозвал загримированного Алешу и шепнул ему:

— Дай-ка нам, Алеха, на часок печатку!

— Чего? — не сообразил тот.

— Печатку, говорю!.. Да ты не бойся, мы только подуем на нее и отдадим назад. Дай-ка, слышь! — подмигнул он.

— А, это ты про печать, — понял Бабушкин и схитрил: — У меня уж ее нет, Ивану Ильичу отдал.