— Это оттого, что я так рада за вас, дядя Джо, милый, — сказала она. Грациозно, как стебель цветка на фоне массивной черной фигуры ректора, она обернулась к миссис Пауэрс. — И мы так обязаны миссис… миссис Пауэрс, — продолжала она, и голос ее звучал чуть приглушенно, как сквозь сплетение золотых проводов. — Она была так добра, привезла его к нам. — Ее взгляд скользнул мимо Джонса и блеснул, как нож, навстречу другой женщине. («Решила, что я хочу его отбить, вот дура, прости господи!» — подумала миссис Пауэрс.) Сесили подошла к ней с притворным порывом. — Можно мне вас поцеловать? Вы не рассердитесь?
Поцелуй был похож на прикосновение гладкого стального клинка, и миссис Пауэрс резко проговорила:
— Я тут ни при чем. Сделала бы то же самое для любого больного — негра или белого, все равно. Как и вы, — добавила она с недобрым удовлетворением.
— Да, вы были так добры, — повторила Сесили спокойно и равнодушно, спустив стройную ножку с поручня кресла, где сидела гостья.
Джонс в неподвижном отдалении следил за этой комедией.
— Все это глупости, — вмешался ректор. — Миссис Пауэрс просто видела его утомленным, в дороге. Я уверен, что завтра же он будет другим человеком.
— Надо надеяться, — сказала миссис Пауэрс с внезапной усталостью, вспоминая его измученное лицо, этот чудовищный шрам, эту равнодушную покорность непрестанной тупой боли и убывающим душевным силам. «Слишком поздно, — подумала она с инстинктивным предвидением. — Рассказать им про шрам? Предотвратить истерику, когда эта… это существо (она плечом чувствовала прикосновение девушки), увидит его. Нет, не надо, — решила она, глядя, как ректор огромными шагами, как лев, меряет комнату, охваченный недолговечной радостью. — Какая же я трусиха. Лучше бы приехал Джо: он должен был догадаться, что я все испорчу».
Старик протянул фотографию. Миссис Пауэрс взяла ее: тонколицый, как лесное существо, в страстной и напряженной безмятежности фавна; и эта девушка, прислонившаяся к крепкой, как дуб, руке старика, думает, что она любит этого мальчика — во всяком случае притворяется, что любит его. «Нет, нет, не буду злой кошкой… Может быть, она и любит его — насколько она вообще способна кого-нибудь любить. Как романтично: потерять своего любимого — и вдруг он неожиданно возвращается в твои объятия! Да еще летчиком! Повезло же этой девочке, ей легко играть роль Даже Бог ей помогает. Ты злая мошка! Просто она красивая и ты ей завидуешь. Вот что с тобой делается, — подумала она с горькой усталостью. — Больше всего меня злит, что она воображает, будто я за ним гоняюсь, будто я в него влюблена. Да, да, я люблю его! Мне бы только прижать его бедную, искалеченную голову к груди, так, чтобы он никогда, никогда больше не проснулся… О черт, какая страшная путаница! И этот унылый толстяк в чужих брюках уставился на нее, даже не мигнет, а глаза желтые, как у козла. Наверно, она с ним проводит время».
— …ему было тогда восемнадцать лет, — говорил ректор. — Никогда не хотел носить ни шляп, ни галстуков, мать никак его не могла заставить Бывало, уговорит его одеться как следует, и все равно, даже в самых торжественных случаях, он вечно являлся без галстука.
Сесили потерлась о рукав старика, как котенок.
— Ах, дядя Джо, я так его люблю!
Джонс, тоже похожий на кота, только толстого и важного, заморгав желтыми глазами, пробормотал непристойное слово. Старик был увлечен собственной речью, Сесили — приятно погружена в себя, но миссис Пауэрс наполовину услышала, наполовину догадалась, и Джонс, подняв глаза, встретил ее гневный взгляд. Он попробовал переглядеть ее, но ее взгляд был бесстрастен, как нож хирурга, и, не выдержав, он отвел глаза и стал нашаривать в карманах трубку.
Послышался продолжительный гудок автомобиля, и Сесили вскочила на ноги.
— Ах, там… один наш… наш знакомый. Сейчас отошлю его и вернусь. Простите, я только на минуточку. Дядя Джо, можно?
— Что? — Старик прервал себя. — Да, да.
— Вы меня извините, миссис Пауэрс, правда? — Она пошла к дверям и мельком взглянула на Джонса. — И вы тоже, мистер Джонс?
— Значит, у Джорджа своя машина? — спросил Джонс, когда она проходила мимо. — Знаю: вы не вернетесь!
Она окинула его холодным взглядом и, выйдя за дверь, услыхала, как ректор снова заговорил — конечно, о Дональде. «Вот я опять невеста, — с удовлетворением подумала она, заранее предвкушая, какое лицо будет у Джорджа, когда она ему это сообщит. — А эта длинная черная женщина, наверно, крутила с ним любовь, вернее — он с ней, я-то знаю Дональда, Что ж, все мужчины такие. Может быть, он на нас обеих женится… — Она простучала каблучками по ступенькам и вышла на солнце, и солнце радостно обласкало ее, словно она была дочерью солнца. — Интересно, как бы это было — вдруг у меня был бы муж с другой женой? Или два мужа? Не знаю, кажется, я и одного не хочу, вообще не хочу замуж. Впрочем, один раз не мешает попробовать. Посмотреть бы, какое лицо сделал бы этот противный толстяк, если бы услышал, что я думаю. И зачем я позволила ему поцеловать меня? Брр…»
Джордж выглядывал из машины, следя за ее чуть покачивающейся походкой со сдержанной страстью.
— Ну, скорее, скорее! — позвал он.