Возможно, вы думаете, что можно почувствовать к ним жалость. Нас учат не злорадствовать над побежденными, в нас заложена идея милосердия. Но безжалостность этих людей была настолько безграничной, настолько за пределами человеческого понимания, что сегодня к ним нет никакой жалости.
Суд был спокойным и холодным. Ни злобы, ни ненависти, ни мести. Тринадцать лет страданий и преступлений никогда не будут стерты из истории, двадцать два миллиона погибших не вернутся к жизни. Ничто не сможет исправить спланированное и приказанное этими людьми. Трибунал собрали, чтобы судить их, но прежде всего – чтобы вновь подтвердить и заново установить верховенство закона в отношениях между государствами.
Все, что происходило на процессе в Нюрнберге, исторически уникально; все происходило впервые. Казалось, все присутствующие осознают, что творится история, каждый чувствует ответственность и всю ее тяжесть. Судьи выглядели более усталыми, чем люди, которых они судили; за столами, где сидели представители обвинения, толпились юристы и советники четырех стран, и они тоже казались совершенно изможденными.
Бледны и измотаны были и немецкие адвокаты, рядами сидевшие перед скамьей подсудимых. В течение десяти месяцев, день за днем, они слушали показания о таком зле, которое действительно омрачает и отравляет разум. В зале царила атмосфера тянущегося напряжения, терпения и решимости – и чувствовалось величие, которое останется в истории.
Повернув ручку на устройстве, закрепленном на подлокотнике кресла, можно переключить наушники на понятный вам язык. Лучший голос, пожалуй, у лорда-судьи Джеффри Лоуренса, председателя трибунала. В этом голосе, медленном, спокойном и очень тихом, лишенном спешки и страсти, чувствуются достоинство и скромность этого человека. Он тоже выглядит усталым и старым, яркие лампы освещают большую лысую голову, похожую на купол. Его голос – отзвук того, что все цивилизованные люди хотят и что подразумевают под справедливостью, – нечто спокойное, бесстрашное, неподвластное времени. Нечто, что с честью пройдет сквозь годы. Голос читает, творя историю: «Планирование и подготовка весьма существенны для ведения войны. По мнению трибунала, агрессивная война является преступлением с точки зрения международного права. Cогласно обвинительному заключению, в 1936–1938 годах была запланирована и осуществлена агрессия против Австрии и Чехословакии, за которой последовало планирование и ведение войны против Польши и последовательно против десяти других стран. Один Гитлер не мог вести агрессивной войны. Он нуждался в сотрудничестве со стороны государственных деятелей, военных лидеров, дипломатов и дельцов. Тот факт, что они получали задания от диктатора, не избавляет их от ответственности за совершенные ими действия»[81].
Эти слова понятны каждому. Агрессивная война – преступление; государство – не какая-то туманная абстракция; государством управляют люди, имеющие власть над своими согражданами; они несут ответственность за свои действия; и если их действия преступны, ответственность будет уголовной.
Войны не начинаются сами собой. И теперь существует закон, запрещающий убийства государствам так же, как они запрещены людям. Есть преступление, есть наказание. Организаторы войн после их окончания больше не будут жить в комфортном изгнании, пока простые люди кирпичик за кирпичиком отстраивают свой мир и оплакивают погибших.
В Нюрнберге двадцати одному оставшемуся в живых руководителю нацистского государства Германии предъявили обвинения по четырем пунктам. Первый из них – «общий план или заговор», который фактически включает в себя три последующих пункта. «Общий план или заговор» означает, что эти люди сознательно в течение нескольких лет планировали вести агрессивную войну и использовать в ходе этой войны все преступные средства, которые они могли разработать, нарушая международные договоры, соглашения и национальное законодательство, чтобы обеспечить свою победу.
Их общий план родился в пивных Мюнхена, перерос в захват нацистами власти в Германии, повлек за собой тайное перевооружение страны, порчу и совращение немецкого народа – а в итоге вылился в необъявленные войны, чудовищный ужас которых был впервые полностью раскрыт в бесконечных документах этого судебного процесса. Воплощение их общего плана было остановлено силой благодаря победе союзников в 1945 году, иначе нам всем сегодня пришлось бы жить в соответствии с этим планом.
Второе обвинение против двадцати одного человека – преступления против мира. Война – это преступление против мира. Война – это серебристые бомбардировщики, которыми управляют молодые люди, никогда не желавшие никого убивать; они летят над Германией в лучах утреннего солнца и не возвращаются обратно. Война – это моряки, вместе с кораблем утонувшие в пылающем море на пути в Мурманск. Война – это два деревянных креста с прибитыми к ним жетонами на перекрестке рядом с Арлоном[82]. Война – это списки погибших, разбомбленные дома и беженцы: испуганные, бездомные, уставшие до смерти – на всех дорогах. Война – это все, что вы помните о тех долгих отвратительных годах. И ее наследие – то, что мы видим сейчас, искалеченный и измученный мир, который мы должны как-то отстроить заново.
Третьим пунктом обвинительного заключения в Нюрнберге стали военные преступления. Поскольку люди не могли совсем избавиться от войн, они попытались хотя бы сделать их не такими ужасными, и с XVIII века сложился свод общепринятой практики и обычаев, модифицированный уже в наше время. Он задавал правила: как обращаться с пленными, беспомощными комбатантами, с гражданским населением, имуществом и нейтральными сторонами во время войны. Нацистская доктрина тотальной войны игнорировала эти правила. В войне нет ничего благородного и почти ничего хорошего; в безумии боя обе стороны расстреливали пленных. Но немцы организовали свои преступления как огромную индустрию, где продумана каждая мелочь.
Всегда составлялись аккуратные формальные приказы, между ведомствами ходили записки и отчеты, командиры обменивались вежливыми или слегка хвастливыми сообщениями. Очень упорядоченно и систематизированно они организовывали убийства заложников, расстреливали беглых военнопленных в соответствии с указом «Пуля»[83], убивали выживших с затонувших кораблей, в соответствии с указом «Ночь и туман» перевозили в Германию всех людей с оккупированных территорий, признанных опасными для нацистского режима (и эти люди исчезали), грабили целые страны, население которых голодало все время, пока там жили немцы, обратили в рабство семь миллионов иностранных мужчин, женщин и детей.
Однажды вышел приказ, отменивший расстрелы детей – «на данный момент». Спрос на рабочую силу постоянно рос, и немцы обнаружили, что дети могут неплохо работать.
Немецкое нацистское государство и его лидеров по большей части осудили на основании их собственных документов. Невозможно перечислить здесь даже часть доказательств их преступлений, записанных ими самими. Но есть несколько, которые необходимо упомянуть.
По поводу русских военнопленных, захваченных в первые дни войны, Гиммлер в 1943 году сказал: «В то время мы не ценили массы людей так, как мы ценим их сейчас, – как сырье, как рабочую силу. В настоящее время должно вызывать сожаление, что десятки и сотни тысяч пленных умерли от истощения и голода и из-за этого происходила потеря рабочей силы».
Фельдмаршал Кейтель в 1941 году подписал приказ с такими словами: «Каждый случай сопротивления немецким оккупационным властям, независимо от обстоятельств, следует расценивать как проявление коммунистических происков. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата в таких случаях должна служить смертная казнь 50–100 коммунистов». Спустя месяц в Югославии в отместку за убийство десяти немецких солдат и ранение еще двадцати шести были расстреляны сразу 2300 заложников. Такое происходило по всей Европе.
Гиммлер в 1941 году, обращаясь к офицерам СС по поводу необходимости получить больше рабов, сказал: «Если десять тысяч русских баб упадут от изнеможения во время рытья противотанковых рвов, это будет интересовать меня лишь в той мере, в какой этот противотанковый ров для Германии будет готов».
И так далее в том же духе, отвратительная летопись жестокости и убийств. Франк, один из обвиняемых на этом процессе, сказал в 1941 году: «Мы принципиально сохраним жалость лишь по отношению к немецкому народу и более ни к кому на свете».
Четвертый пункт обвинения против двадцати одного подсудимого – преступления против человечности. Преступления против человечности – это истребление или попытка истребления целых народов и рас, которые, по мнению немцев, стояли на их пути. Эти люди жили на земле или владели собственностью, которую немцы хотели заполучить; кроме того, немцы считали их неполноценными. (В своей собственной стране они мимоходом уничтожили 275 000 мужчин и женщин, на которых не хотели «тратить пропитание», – стариков, слабоумных, неизлечимо больных.)
Они истребили треть населения Польши и две трети евреев Европы; в оккупированных странах они систематически пытались уничтожить интеллигенцию, потому что эти люди сохраняли традиции своего народа и любовь к свободе.
ebooksa