Все эти люди выполняли приказы своих начальников. Приказы, напоминающие о нацистской концепции ведения войны:
Американцы во Вьетнаме были оккупантами, одновременно жертвами и мучителями. Жертвами – потому что этих солдат отправили за 15 000 километров от дома, чтобы они участвовали в войне на стороне агрессора – даже если они лишь охраняли склады, перекладывали бумажки, готовили еду. Мучителями – потому что на вьетнамцев они смотрели как на низшую расу, почти нелюдей, гуков, проныр, несомненно, вьетконговцев под прикрытием, полезных лишь в качестве прачек или проституток. Для тех, кто придерживался такой точки зрения, зверства, учиненные в деревнях, не выглядели чем-то противоестественным.
Кажется, что солдаты, которых я видела во Вьетнаме, и американские солдаты, с которыми я познакомилась в Европе во время Второй мировой, родом из двух совершенно разных стран. Возможно, именно этим справедливая война отличается от несправедливой. Ветераны Вьетнама с горечью чувствовали, что их осуждают – за участие в насквозь гнилой войне и за то, что они ее проиграли. Но виноваты не они. Судить следует политиков; именно они открыли дорогу к злу. Никто не задал вопросов, никто не отчитался перед американским народом. Никто не взял на себя ответственность.
После долгих проволочек в Вашингтоне все же появился Мемориал войны во Вьетнаме. Возможно, он был задуман как часть современного приукрашивания вьетнамской войны, но эффект вышел другим. Я видела мемориал только на фотографиях, но много слышала о нем, и мне он кажется вдохновенным и замечательным. Красивая длинная стена из черного камня осуждает войну во Вьетнаме – человек за человеком, имя за именем. Война реальна, потому что эти имена принадлежали реальным людям, которые жили, а теперь мертвы. Я слышала, что люди ходят вдоль стены, читая имена, и плачут. Так и следует делать. Плакать от горя, но также и от гнева. Ради чего умерли эти люди? По какому праву, по какой причине их отправили на смерть? Мемориал войны во Вьетнаме – урок, высеченный в камне: оплакивайте погибших и никогда не оправдывайте войну. Остерегайтесь тех, кто ее прославляет, ибо они снова приведут к злу.
Во Вьетнаме американская армия уничтожила три древние цивилизации. За тысячелетия они пережили все, на что способна история, но не смогли пережить нас, которые ничего о них не знали, не уважали их, а теперь не скорбят по ним.
Вся территория Вьетнама, Камбоджи и Лаоса – военный мемориал. Вьетнамцам так и не удалось подсчитать своих убитых и раненых. Камбоджийцы, подвергшиеся 3500 секретным бомбардировкам, и лаосцы, которым тоже достались бомбы, что мы раздавали, – отдельная категория жертв, их число также неизвестно. Согласно независимым оценкам, погибли два миллиона вьетнамцев и четыре с половиной миллиона получили ранения[121]. Учитывая наше вооружение и отсутствие у них медицинской помощи, среди раненых трагически огромный процент составляют ампутанты, ослепшие и обезображенные напалмом. Значительная доля погибших – солдаты армии Южного Вьетнама, Вьетконга, армии Северного Вьетнама; никто наверняка не скажет, сколько сотен тысяч. Но основную массу жертв среди вьетнамцев все же составляют крестьяне – мужчины чаще старые, чем молодые, женщины всех возрастов, дети, – которые умерли от голода и болезней, погибли в резне, погибли потому, что в тот день их дом оказался на поле боя, погибли потому, что ночная «заградительная» артиллерия расстреливала случайные снаряды над сельской местностью. В основном они погибали под потоками огня и стали, которыми их поливали с неба. Вьетнам – страна маленькая, чуть больше Норвегии. Американские самолеты сбросили на Вьетнам, Северный и Южный, больше тонн бомб, чем было сброшено на всех театрах военных действий всеми военно-воздушными силами во Второй мировой войне.
Мы оставили в Южном Вьетнаме шесть с половиной миллионов обездоленных беженцев, оторванных от земли и традиций своих предков, лишенных домов, куда можно было бы вернуться. Основываясь на официальных цифрах Министерства здравоохранения Южного Вьетнама военного времени (как минимум незавышенных, если не наоборот) и его прогнозах на последующие годы, можно сделать вывод, что мы оставили после себя несчастную армию из примерно 300 000 сирот. Мне неизвестна информация, которая фиксировала бы ситуацию в Северном Вьетнаме, но десять лет массированных бомбардировок должны были причинить сопоставимый ущерб.
Ветераны Вьетнама заслуживают не придуманного для них нового образа, а возмещения ущерба. Компенсации в виде ухода и денег – в соответствии с их потребностями. Наши дни щедры на риторику, но ни на что другое. Позорной новостью стало то, что правительство оставило ветеранов, пострадавших (как и вьетнамцы) от воздействия агента «оранж», в одиночку добиваться компенсации от производителей химикатов. Потребность существует; страна должна этим людям.
Рэмбо как новый образ ветерана Вьетнама был бы просто позорным посмешищем (и, несомненно, для настоящих ветеранов таким и является), если бы американские подростки, посмотрев «Рэмбо-2», не кричали бы «США, США, США!» Но в качестве инструмента политической обработки «Рэмбо» не подходит даже для детей. Более продуманная уловка – показать американских солдат во Вьетнаме как несчастных молодых людей, храбро бившихся в ужасных условиях, чья репутация пострадала лишь из-за нескольких садистов и убийц в их рядах. Для американцев это гораздо более приятный образ самих себя, но он таит в себе опасность: если эти люди – герои, значит, и война героическая. А она не была героической. Это была большая грязная война, совсем как маленькая грязная война, которую до нас вели французы, только страшнее.
Я смотрела фильмы о войне во Вьетнаме, читала книги, и везде сюжет крутится вокруг американцев, а вьетнамцы вместе со всей своей страной – не более чем фон. Этот эгоцентризм подразумевает, что Америка и американцы – главные жертвы войны. Кроме того, во всех этих историях звучит извращенная нотка жалости к себе. Где жалость к вьетнамцам? Где хоть какое-то понимание войны как преступления против крестьянского народа Вьетнама? Никто не заслуживает возмещения ущерба больше, чем вьетнамцы. Мы уничтожали их, хотя они никогда не причиняли нам вреда; и мы не выплатили им репарации, ничего, мы просто ушли.
Мы – самый богатый народ в мире, а они – один из самых бедных, но мы не можем найти в наших сердцах, нашей совести желания им помочь, потому что правительство Вьетнама – коммунистическое. А еще, возможно, потому что они победили. Вьетнамские крестьяне все еще расплачиваются за политические игры сверхдержав. Они перенесли годы мучений, какие мы не в состоянии представить, и сохранили свои лучшие человеческие качества: доброту, достоинство, мужество. Эти люди достойны восхищения. Да что с нами не так, раз мы не видим своего долга перед ними? Неужели мы забыли о человечности?
Мы могли бы сэкономить на новых ядерных ракетах MX[122] с десятью боеголовками (у нас все равно их уже более чем достаточно), передать сэкономленные миллиарды долларов Красному Кресту и попросить его реализовать масштабную программу помощи обнищавшему народу Вьетнама. Выделить деньги – самое малое, что мы можем сделать. Вместо этого с момента окончания войны во Вьетнаме американские правительства с неустанной злобой изматывали вьетнамцев как экономически, так и политически. Таким образом, сначала США загнали Вьетнам в полную зависимость от Советского Союза, а теперь осуждают его. Политика США отражает лишь нашу злобную мстительность по отношению к маленькой далекой стране, которая живет в тяжелых условиях, потому что мы ее разрушили и сделали все возможное, чтобы она не смогла восстановиться. И Китай теперь – наш новый союзник в травле Вьетнама[123]: такая вот славная геополитика.
Сегодня Вьетнам редко попадает в новости, но несколько лет назад я видела небольшой фрагмент по телевизору: сайгонская детская больница, похожая на сарай. Три маленьких тела сгрудились на узкой деревянной дощатой кровати, всё как в 1966 году. Врач с грустью сказал, что у него мало лекарств, почти никаких нет.
Прошел почти двадцать один год с тех пор, как я была во Вьетнаме, и я ничего не могу забыть и никогда не забуду, потому что я американка. Президенты не беспокоились о таких, как я, когда сбрасывали пожизненный груз позора, где бы он ни падал, на собственных граждан. Я с яростью вспоминаю, как нам лгали. Линдон Джонсон уверенно выиграл выборы, пообещав не посылать американских парней выполнять работу, которой должны заниматься азиатские парни, хотя планы по отправке американцев уже были готовы. Ричард Никсон уверенно выиграл выборы, пообещав, что у него есть план, как прекратить ненавистную войну, а затем в течение четырех лет продолжал ее расширять. Американская демократия нуждается в капитальном ремонте, перенастройке, ведь нет особой ценности в голосовании, когда избиратели заявляют о том, чего хотят, а следующий президент их обманывает, стоит ему одержать победу.
Нелегко быть гражданином сверхдержавы, и легче нам не становится. Я со своим чувством стыда ощущала бы себя изолированной от общества, если бы не была уверена, что таких американцев, как я, – миллионы, извечное меньшинство нации. Упрямые кровоточащие сердца, которые никогда не согласятся с тем, что прав сильнейший, и знают, что если цель оправдывает средства, то цель ничего не стоит. Власть развращает – старая прописная истина, – но почему же она делает сильных мира сего такими глупцами? Их планы обязательно дают сбой, за что другим приходится платить жестокую цену; затем сильные мира сего собирают свои глупые важные головы вместе и придумывают следующие планы, которые ничем не лучше. Сайгонский врач, бедняк, заботившийся о бедняках, понимал о реальном мире больше, чем обитатели Белого дома. «Люди везде одинаковы. Они знают, что такое справедливость и что такое несправедливость».
Не будем же об этом забывать.
Шестидневная война
В июне 1967 года Израиль был героем западного мира. Его прославила победа в Шестидневной войне, не имеющая аналогов в современной истории. Восхищало то, насколько конфликт напоминал противостояние Давида и Голиафа, – и, учитывая превосходство Голиафа в силе, казалось, что Давиду не выстоять. Несколько недель, пока арабские армии окружали страну и росла напряженность, политики Запада выступали с речами, полными бессмысленных выражений озабоченности, но разговоры не спасли бы Израиль; поэтому всех очень выручил и успокоил тот факт, что Израиль спас себя сам. Другого выхода у него не было. Проигрыш означал бы конец его народа и государства.
27 мая 1967 года президент Египта Насер объявил: «Нашей основной целью будет уничтожение Израиля. Арабский народ хочет сражаться». Через день он добавил: «Мы не примем никакого сосуществования… Война с Израилем идет с 1948 года». 30 мая он провозгласил: «Армии Египта, Иордании, Сирии и Ливана стоят на границах Израиля… а за нами стоят армии Ирака, Алжира, Кувейта, Судана и весь арабский народ. Весь мир будет потрясен. Сегодня все узнают, что арабы готовы к битве, настал решающий час».
31 мая Насеру, как эхо, вторил президент Ирака: «Существование Израиля – ошибка, которую необходимо исправить. Теперь у нас есть возможность избавиться от унижения, которое преследует нас с 1948 года. Наша цель ясна – стереть Израиль с карты». Каирское радио «Голос арабов», на тот момент главный рупор арабского мира, превзошло само себя, призывая «убивать, убивать, убивать!» – и этот безумный клич подхватили огромные толпы на улицах Каира.
ebooksa