Любопытно, что американское правительство не реагирует на подобные предложения. Представитель Госдепартамента объясняет официальную позицию США следующим образом:
– Допустим, мы эвакуируем в Европу или США 50 детей. Разумеется, они получат более высокий уровень медицинской помощи, но это не слишком сильно изменит ситуацию. С другой стороны, деньги, потраченные на вывоз этих 50 детей, лучше использовать для помощи 1500 таким же раненым детям на территории Вьетнама. Более практичным представляется направить наши силы и средства на их лечение на месте, во Вьетнаме.
Представитель Госдепартамента не объяснил, почему же мы в итоге не направляем больше «сил и средств» на лечение раненых детей – здесь или во Вьетнаме. Официальная точка зрения – детей лучше всего лечить в привычной им обстановке, ближе к дому. Это правда – но не тогда, когда дом и привычная обстановка разрушены и ни места, ни персонала для лечения нет.
Мы не можем вернуть к жизни погибших вьетнамских детей. Но можем помочь пострадавшим – как помогли бы своим собственным детям. Все больше и больше мертвых и раненых ребят будут взывать к совести всего мира, если мы не исцелим тех, кто выжил после ранений. Когда-нибудь наши дети, которых мы так любим, обвинят нас в том, что мы опозорили Америку, – потому что не задумались о судьбе детей в 15 000 километров от нас.
Последние слова о Вьетнаме, 1987 год
Забывать – нормальный процесс для человека, хотя, когда мы забываем собственные ошибки и малодушные поступки, обычно потом мы их повторяем. Когда целая страна стирает что-то из памяти – это уже нечто иное: молчаливое соглашение избавиться от стыда. На войну во Вьетнаме Америка отреагировала единодушной и почти мгновенной амнезией. Возможно, каждый в соответствии с политическими предпочтениями избавлялся от стыда, присущего его группе: самопровозглашенные патриоты – от стыда за поражение; антивоенные протестующие – от стыда за саму войну. Общая потеря памяти работала, эффективно и разрушительно, примерно последние двенадцать лет. Для американского общества двенадцать лет – целая эпоха.
Амнезия стерла из коллективной памяти ветеранов Вьетнама, все 2,8 миллиона человек, уравняв небольшую часть участников боевых действий (с их жестоким послужным списком) и большинство, то есть вспомогательные войска, не принимавшие участие в сражениях. Все забыли, что, за исключением профессиональных солдат, морских пехотинцев, военно-воздушных сил и редких добровольцев, большинство ветеранов Вьетнама затащили в армию силой и в массе своей они были наименее привилегированными гражданами страны, которые не могли воспользоваться студенческой отсрочкой. Людям на самом верху, ответственным за войну, потеря памяти была на руку: страна забыла их обвинить. Амнезия стерла даже прошлое. Куда делись обязательные для всех стран правила, установленные решениями Нюрнбергского процесса, когда США согласились, что «общий план или заговор», «преступления против мира», «военные преступления» и «преступления против человечности» недопустимы? И, разумеется, коллективная амнезия вымыла из памяти американцев любые упоминания жителей Вьетнама, Камбоджи и Лаоса.
Потеря памяти – это очень удобно. Очевидно, она сослужила свою службу. Теперь Америка стоит во весь рост – замечательный подвиг, который должен поразить отсталых иностранцев. Америка может гордиться собой. Америка сильна, как это и должно быть, учитывая бюджеты Пентагона. Никто никогда больше не будет унижать Америку. (Может, это Вьетнам вторгся в США?) Исход войны не имеет никакого значения для безупречных высоких идеалов, которые привели нашу страну на войну. Мы смотрим на мир, чувствуя моральное превосходство. Война во Вьетнаме реабилитируется прямо сейчас – в глазах поколения, которое не знает ничего о войне, и тех американцев, которые не могут смириться с мыслью, что Америка потерпела поражение.
Эмоции, которые чувствует вся страна, задает в том числе президент, а президент Рейган играет главную роль в пересмотре сценария вьетнамской войны. После потери памяти приходит ощущение собственного величия, и тут ключевая фраза, которую использует Рейган, – «это благородное дело». Образцом американского патриотизма он назвал Рэмбо, комически гротескного киногероя, ветерана Вьетнама, который, вернувшись туда, в одиночку сражается, спасая воображаемых американских военнопленных от стай кровожадных вьетнамцев. Сюжет фильма вызвал бы недоверие и у здравомыслящего пятилетнего ребенка, но страна не смеялась над Рэмбо. Сценарий, в котором Вьетнамская война выглядит благородным, хоть и неудачным крестовым походом против коммунизма, хорошо отражает враждебное отношение американцев к остальному миру. Все в нем – либо наши враги, либо наши последователи. Нет страны больше Америки, лучше Америки, мудрее Америки. Она никогда не ошибается.
И снова американцы слышат отголоски вьетнамской доктрины. Антикоммунизм – наша религия, президент – наш пророк, его сторонники в правительстве – миссионеры. Истинные американцы не задают лишних вопросов и верят в доктрину и в своего президента. Те, кто выступает против этой системы ценностей, считают ее неправильной и вредной для Америки и всего мира, – не патриоты, предатели, еретики и склонны сочувствовать коммунизму (доказательство греха). В последней попытке восстановить правду я хочу вспомнить о реальном прошлом, о прошлом, которое я видела.
Миллионы американцев активно выступали против войны во Вьетнаме. (Как и множество неамериканцев, протестовавших по всему миру.) В первые годы войны, когда голос совести в стране еще был тихим, сторонники войны называли ее противников «кровоточащими сердцами» – насмешливым ругательством, новым для американского языка. Но кровоточащих сердец стало так много, что две сменившие друг друга администрации видели в них врагов государства и с помощью ФБР и ЦРУ шпионили за американскими гражданами, которые пользовались своим законным правом на протест против незаконной войны. Полиция разгоняла антивоенные демонстрации – без всякого контроля и часто с применением насилия.
Войну осудили не только те, кто остался дома. Ветераны, вернувшиеся из Вьетнама по окончании службы, тоже заявили о своем отвращении к войне. Бурные события ознаменовали долгие годы яростного несогласия. И два происшествия стали уникальными примерами в истории США. В Кентском государственном университете в консервативном Огайо Национальная гвардия открыла огонь по толпе студентов, протестовавших мирно, хотя и шумно. Четырех американцев – двух девушек и двух парней – убили за выражение своего мнения. Тысяча ветеранов Вьетнама, одетых в старую форму, среди которых были молодые парни в инвалидных колясках, собрались у Капитолия в Вашингтоне и выбросили на его ступени свои военные ленты и медали: нельзя представить более суровый жест презрения. В Америке разразилась гражданская война совести: люди, верившие, что Америка построена на принципах, – против людей, веривших, что Америка построена на силе.
Не знаю, когда президента США стали называть «самым могущественным человеком в мире». Это началось с Эйзенхауэра или с Кеннеди? Так или иначе, ни одному президенту такое титулование пользы не принесло. Наоборот. Политик, и так вознесенный на главный пост в стране, едва ли нуждается в дальнейшем ублажении эго. Император в Белом доме – тоже не лучшая идея.
Первым и на сегодняшний день худшим (хоть и не последним) результатом злоупотребления президентской властью стала война во Вьетнаме, которую начал президент США – без одобрения Конгресса, как того требует Конституция. Ее вели на основании знаменитой Тонкинской резолюции, принятой Конгрессом. Конгресс был вынужден наделить президента Джонсона беспрецедентными полномочиями после сообщений о втором нападении северовьетнамских катеров на два американских эсминца в 50 километрах от побережья Вьетнама. Повторного нападения не было, это была ложь. Что касается первой атаки, в ее результате не пострадал ни один американец, зато была оскорблена честь американского флота. Весь эпизод выглядел – и по-прежнему выглядит – очень сомнительным[117].
Вашингтон ввязался в войну во Вьетнаме, полный самодовольного высокомерия. Зловещие шарлатаны от геополитики предсказывали, что, если не победить коммунизм во Вьетнаме, Китай завоюет всю Юго-Восточную Азию. После этого воображаемые угрозы множились до бесконечности. Очевидно, никто ни на мгновение не подумал о вьетнамском народе, который до этого уже сражался с японцами и французами, чтобы обрести самое желанное: свободу от иностранного гнета. Война во Вьетнаме также должна была доказать всему миру, что правительство США обладает железной волей и «авторитетом» (загадочное слово) и на американцев можно рассчитывать, когда дело касается защиты союзников, в том числе невероятно коррумпированной марионеточной азиатской диктатуры, маскирующейся под демократию. В самом пугающем смысле война во Вьетнаме была показушной войной, основанной на невежестве и глупости.
Старомодные американские представления о праве народов на самоопределение отбросили прочь в 1956 году, когда вьетнамцам отказали в праве на выборы, на которых должно было определиться их будущее. А это право гарантировал международный договор, одобренный правительством США. Но мы ведь живем в жестоком реальном мире, не так ли? Мы тут не играем в бирюльки, мы играем в сверхдержавы.
Потом война во Вьетнаме завершилась – постепенно угасла. После двенадцати лет тайного двуличного участия в делах Индокитая и десяти лет полномасштабной американской войны все закончилось.
58 022 американца погибли во Вьетнаме как в боевых, так и в небоевых условиях[118]. 300 тысяч американцев получили ранения; подробности об этих ранениях никто никогда не сообщает, поэтому мы не знаем, сколько из них остались калеками на всю жизнь. Война породила новый вид потерь: психологические травмы – многие мужчины, которые вернулись физически целыми, не могли жить со своими воспоминаниями и с самими собой, их разум повредился.
Они видели и творили чудовищные преступления; это была мерзкая война, начиная с атмосферы в Сайгоне, где все напоминало какой-то затхлый черный рынок, и заканчивая горящими бараками. Методы ведения войны определяли не американские солдаты во Вьетнаме, а пресловутые «количество убитых противников» и «соотношение потерь». И все же вызывает страх мысль о том, что среди твоих соотечественников есть те, кто коллекционировал уши врагов, наслаждаясь свободой убивать – в соответствии с доктриной «найти и уничтожить»[119].
Одного летчика настолько переполнило отвращение к убийственным бомбардировкам Вьетнама, что он отказался продолжать полеты, и его лечили в военных госпиталях как сумасшедшего вплоть до окончательной демобилизации. Пилоты и экипажи самолетов во Вьетнаме заливали смертью и разрушениями всю страну. По сравнению с пехотинцами они совершили гораздо более страшные и жестокие преступления против беспомощных гражданских – их орудиями были напалм, белый фосфор, агент «оранж»[120], противопехотные бомбы, ковровые бомбардировки, от которых содрогалась земля, – но их не осудили, в отличие от тех солдат на земле, кто своими руками совершил военные преступления. Может, после войны кто-то из участвовавших в бомбардировках задумался о том, что они сделали, и мучился совестью; а может, и нет.
ebooksa