Зомбосвят

— Понимаете, мы жили в большой общине, — начал каяться Костя, притом это дело явно доставляло ему удовольствие. Прежде Павел не замечал за своим приятелем склонности к нытью. Ох, плохо, очень плохо он знал того человека, с которым отправился на это опасное задание.

— В общине? — переспросил отец Серафим.

— Да. В большой общине. Она обитает в крепости. Та называется Цитаделью. Может, слышали?

Отец Серафим на секунду нахмурился, будто что-то припоминая, а затем виновато развел руками.

— Нет, не доводилось, — признался он. — Нам вообще не встречались крепости. Хотя, это ведь смотря по тому, что называть крепостью.

— Не-не, Цитадель реально крепость! — заверил его Костя. — Со стенами, башнями, все как надо. И народу там полно. Сотни людей.

— Надо же, — удивленно приподнял брови отец Серафим, но по нему было видно, что поступившая информация вызвала у него не слишком большой интерес. — Сотни людей в одном месте. Такого мы точно не встречали. Обычно общины малочисленны и плохо организованы. В иных, что мы посетили, царили весьма скверные нравы. С некоторыми людьми там обращались плохо. Очень плохо. Кого-то нам удалось спасти. Жаль, что не всех.

— Что вы имеете в виду? — спросил Павел. — Что значит — плохо обращались?

Ему показалось, что речь идет вовсе не об однообразной кормежке и тяжелом физическом труде.

Отец Серафим испустил тяжкий вздох, словно собирался коснуться неприятной для него темы.

— Я имею в виду самые гнусные формы проявления низменной человеческой природы, — сообщил он, и поспешил весьма картинно перекреститься.

— А можно чуточку конкретики? — попросил Павел.

— Конкретики сколько угодно. Речь идет о всевозможных формах рабства. В том числе и сексуального. В этой вашей Цитадели, я надеюсь, подобное не практиковалось?

— Нет, там ничего такого не было, — ответил Павел.

— Ну, это как посмотреть, — ворчливо заметил Костя. — Так-то, судя по ощущениям, я как будто в рабстве и побывал. Целыми днями вкалывал, и все это только за еду. За невкусную еду.

Тут Павел выяснил, что его друг склонен не только к нытью, но и к безбожному преувеличению. Никакого рабства в Цитадели не было, хотя бы потому, что никого там силой не держали, и каждый был волен уйти на все четыре стороны в любой момент. Он так и не смог понять, зачем Костя принялся сгущать краски. Неужели давил на жалость?

— Многим пришлось куда как хуже, — произнес отец Серафим. — Нам довелось повидать ужасные вещи, совершаемые людьми в отношении людей. Иногда мы сталкивались с таким, что выходило за все возможные рамки. Одна несчастная девушка, например, три месяца находилась в плену у банды мерзавцев. Ее посадили на цепь, кормили объедками, насиловали и били. Когда нам удалось вызволить ее, бедняжка была чуть жива.

Тут даже Косте хватило ума не сравнивать свои трудовые будни в Цитадели с участью той самой невезучей девушки.

— И что с ней теперь? — спросил Павел. — Она с вами?

— Да, с нами. Теперь у нее все хорошо. Насколько может быть хорошо после пережитого ею кошмара. Да вы наверняка видели Вику. Высокая, светловолосая, худенькая. Она была в числе тех, кто спас вас в том городе.