Её тёмные крылья

Алекто качает головой.

– Мне нужно, – повторяю я, позволяя отчаянию прокрасться в мой голос. – Я человек, помнишь? Алекто? – зову я, когда она продолжает мотать головой, не глядя в мою сторону.

Она спрыгивает с выступа, бесшумно приземляясь на пол. Я делаю два неуверенных шага вперед, и этого достаточно, чтобы увидеть, как она проскальзывает в пещеру, которую сама помогала воссоздавать, крыльями задевая края.

«Не о чем беспокоиться», – говорю я себе. Я хорошо спрятала монетку Аида. Фурии понадобится перевернуть каждый камень и обломок, чтобы найти ее. И даже если найдет – это всего лишь монетка. Она может взяться откуда угодно.

Я делаю еще один шаг к краю, раздумывая, не спуститься ли вниз.

Алекто выходит из пещеры и смотрит на меня.

В ее руке багровый нарцисс.

– Откуда это у тебя? – спрашивает она.

Проклятье.

Соцветие

Я стою с Алекто в своем обнесенном стенами саду и смотрю на нарциссы. Сейчас они кажутся одинокими и покинутыми – два тонких зеленых ряда посреди пыли. Я вижу, откуда был сорван цветок, тот единственный, что расцвел.

Я подхожу и наклоняюсь, чтобы погладить сломанный стебель. Из места разлома под моим прикосновением выделяется сок, и кончики пальцев покалывает.

– Что это за место? – спрашивает Алекто.

Она остается у стены, не сдвинувшись с места с тех пор, как мы тут оказались, слегка согнув ноги, готовая улететь в любой момент.

– Это сад. Мой сад, – отвечаю я и выпрямляюсь, чтобы взглянуть на нее.

– Кто принес тебя сюда? Гермес?

Я медленно качаю головой.

Фурия меняется: ее клыки удлиняются, а оперение вздыбливается. Но на этот раз я не вздрагиваю.

– Он? – рычит Алекто.

Я киваю.