Её тёмные крылья

– Я сделала его заново сама булавкой накануне ночью, чтобы ты ничего не узнала. Стащила мамины сережки, подаренные ей на двадцать первый день рождения. Ты могла носить любую одежду, встречаться с парнем, а мне даже не позволялось подстричь свои гребаные волосы. Моя мать продолжала одевать меня, Кори. Продолжала покупать мне платья с оборками, как будто я была ее куклой.

Я качаю головой, потому что это неправда, ничего из этого не может быть правдой. Я бы знала, будь это так, ведь она была моей лучшей подругой, а лучшие друзья все друг другу рассказывают.

Но затем я вспоминаю все те места, куда мы обычно ходили. Мы никогда не оставались на ночь у нее – всегда только у меня. Встречались в бухте. Проникали в храм, чтобы потусоваться. Во все те места, где нас никто не увидел бы. Я вспоминаю, как она красила ногти у меня дома, а затем смывала лак перед уходом.

Я и понятия не имела.

– Я думала, после рождения мальчиков станет проще, но ничего не изменилось, – завершает свою речь Бри.

– И поэтому ты переспала с моим парнем?

– Я хотела чего-то своего. И я знаю, что он не был моим, – добавляет она прежде, чем я успеваю возразить. – Я хотела почувствовать себя нормальной, и мне это удалось. Пусть и на несколько месяцев. У меня был парень, я обрезала волосы. И я рада, что сделала это, потому что потом я умерла. Я не жалею об этом, Кор. Мне жаль, что я ранила тебя, но я не жалею. Потому что я успела немного пожить.

Неожиданно стыд и чувство вины захлестывают меня. Я подхожу к ней, а затем опускаюсь на землю. Через пару секунд Бри тоже садится лицом ко мне.

– Я не хотела, чтобы ты узнала. Я думала, что смогу сохранить вас обоих, но затем Али начал вести себя странно и поговаривать о том, чтобы расстаться с тобой, ты начала понимать, что что-то происходит, а потом стало уже слишком поздно.

– Что сказала твоя мама? – спрашиваю я. – Когда узнала?

– Она умыла руки, – сообщает Бри. – Мы сильно поссорились, и она велела расстаться с ним, но я отказалась, потому что иначе все было бы напрасно. Тогда она пригрозила, что отправит меня на материк к кузинам, а я сказала, что если она так сделает, то я больше никогда не вернусь назад. И тогда она заявила, что это мое дело, потому что я ей больше не дочь. И это был последний раз, когда она разговаривала со мной, а потом я умерла.

Мне хочется плакать.

– Она даже не смотрела в мою сторону. Папа не позволил отослать меня, так что она просто делала вид, что меня не существует. Вот почему я сделала это, – она дергает за волосы, – чтобы привлечь внимание. Должно быть, она рада, что я здесь.

Я вспоминаю миссис Давмьюр стоящей на коленях у могилы Бри и молящую о прощении, плед в гробу ее дочери, и понимаю, что это неправда.

Какой же полный и тотальный беспорядок.

– И что теперь? – смиренно спрашивает Бри. – Ты превратишься в монстра и разорвешь меня на части? Мне бы хотелось покончить с этим.

Мне не очень хочется превращаться в монстра. Возможно, я могла бы попробовать превратить ее в растение. Например, в сырное дерево. Такой каламбур[13] очень бы ее взбесил. Но я делаю глубокий вдох, осознав, что не хочу этого. Даже на секунду.

– Момент упущен.

Бри почти улыбается.

– Ты типа богиня теперь? – интересуется она.