Вечные хлопоты. Книга вторая

— Тебе показалось.

— Да нет же, нет. Слушай...

Из комнаты, где спали дети, вышел Жулик. Остановился у входной двери и стал принюхиваться.

На дворе громко скрипел снег. Жулик сделал стойку.

— Кто-то идет, — облегченно сказала Клавдия Захаровна. — Интересно, кто это в такой час?

— Может быть, Надя или Борис? — высказал Анатолий Модестович предположение. Он имел в виду молодых Костриковых, которые построили дом рядом с антиповским.

— Наверно, — согласилась Клавдия Захаровна.

Но пришел Захар Михалыч.

ГЛАВА X

Беспокойно, муторно было на душе старого Антипова. Он не знал, какое чувство подсказало ему, что дома не все ладно. Но наверное знал, что это так.

Часов около восьми он вдруг ощутил странное волнение, хотя никаких причин вроде и не было, чтобы волноваться. Правда, не получалось что-то сегодня у Олега Петрова, любимого ученика Захара Михалыча, — он отковал три негодных кольца подряд, психанул, забросил клещи, однако сам по себе этот случай не мог бы вывести старого Антипова из равновесия, потому что был этот случай обычный. А тут неожиданно тоже взорвался, накричал на парня и заявил, что слабонервным истерикам не место возле молота. Молот, сказал, не игрушка, а кузница не детский сад.

— Раскидался! — кричал он на Олега. — Это тебе что, безделица какая-то?.. Это инструмент, его уважать надо. А если руки кривые, нечего браться. Сейчас же подыми!

Но вспышка гнева было короткой. Захар Михалыч вообще не умел долго сердиться. Он сам встал к молоту и показал, почему кольца получаются неровные, какие-то кособокие.

— Не напрягайся сильно, тогда легче поворачивать будет. И не спеши, не горит. Руки-то держи поближе к захвату, будешь чувствовать тяжесть поковки, и она сама, когда надо, захочет повернуться другим боком. Понял, что ли?

— Кажется.

— Попробуй, я постою посмотрю.

Захар Михалыч снял рукавицы, вернул Олегу. Следующая поковка у того получилась ровная, изящная, и, довольный, старый Антипов пошел в конторку мастеров. Стоять подолгу над душой он не любил. Знал по себе, как трудно и неловко работается, когда кто-нибудь пнем торчит рядом.

Теперь все вроде было в порядке, а беспокойство не проходило. Оно сделалось острее, навязчивее прежнего. Точно спешил он на поезд, до отправления которого осталось совсем мало времени, а бежать еще далеко и на исходе силы: обрывается в сумасшедшей работе сердце, нестерпимо колет в груди и сосет под ложечкой, отчего останавливается дыхание... И уже знает он, что все равно не поспеть на поезд, но и перестать бежать, перевести дух тоже не может, надеясь на чудо.

Он вошел в конторку, где и сам проводил время, когда нечего было делать. (Работал старый Антипов кузнецом-наставником.) Здесь было потише, чем в цехе, а главное, никто не мешал: мастер где-то ходил. Покурил, полистал журнал заданий, включил радио. Попытался слушать, о чем рассказывает диктор, но никак не мог сосредоточиться. Мысли его были далеки, и слова, которые говорил диктор, казались бессмысленными, потому что были каждое само по себе, не связанными с другими.

Захар Михалыч в сердцах выдернул шнур.