Здесь же, на веранде, стоял старый обшарпанный буфет с узкими стеклышками в дверцах. Основательный такой, на кривых ножках. Еще в прошлом году вместо буфета был куплен сервант, ну а старую мебель на селе и в небольших городках выкидывать было не принято. Чай, не баре, не капиталисты какие-нибудь!
Хмыкнув, тетя Глаша достала из буфета рюмочку толстого голубого стекла — граммов, наверное, на тридцать, не больше:
— Раз такое дело, плесните, чего уж. Первая женщина-космонавт! Ну как за такое не выпить?
Звякнуло стекло. Выпили.
Поморщившись, тетя Глаша зажевала лучком:
— Хороша беленькая-то! А то вон как-то соседи, Белякины, красного взяли. Меня еще угостили — так еле выпила! Кислятина — сил нет. И как только его, красное это, пьют-то? Ладно… еще одну, да пойду. За молоком надо.
Снова выпили. За первую женщину-космонавта.
— Слышь, Игнат, там у меня сало, сами нарежете. Вдруг я задержусь. Белякины-то на беседу звали.
— Хорошо, тетя Глаша, — согласно покивал опер. — И сало порежем, и посуду помоем, ага!
— Ну, посуду-то и без вас… О! Идут ваши мильтоны! — хозяйка кивнула на улицу, где уже распахнули калитку двое милиционеров: один — младший лейтенант, участковый Дорожкин, а второй — старшина Теркин, техник-криминалист, частенько припахиваемый и помощником дежурного.
— Здоров, Африканыч! Здравствуйте!
— И ты будь здорова, Глафира.
— О, ридикюль-то у тебя — как у фельдшера в нашей деревне!
— У Евграф Аполлоныча? По-омню.
Тетка Глафира и Теркин были родом из соседних деревень, располагавшихся километрах в пятнадцати друг от друга, в глухих, почти непроходимых лесах — считай, рядом.
Попрощавшись с вновь прибывшими, тетя Глаша ушла, закрыв за собой калитку на проволоку.
— Присаживайтесь! — Ревякин гостеприимно кивнул на стоящую вдоль окон лавку. — Вы чего в форме-то?
— Так что нам, домой переодеваться идти? — Теркин поставил саквояж под ноги и потер руки. — Туда только приди. Сами знаете, моя кракатинда ни за что не выпустит! Как еще на работу-то отпускает?
«Кракатиндой» техник-криминалист звал свою добрейшей души супругу.
— Ну, ты-то ладно… А ты, Игорь, чего?