РазNообразный Наполеон

Граф Федор Васильевич Ростопчин, бывший московский градоначальник, по-французски говорил так же, как по-русски. Под конец жизни немало лет провел в Париже, где писал заметки исключительно на языке тех, кого он столь страстно не любил. Как сказал Вяземский, «складом ума и остроумием… чистый француз… Французов ненавидел и ругал на чистом французском языке».

В русской истории конца XVIII – первой четверти XIX века Ростопчин – один из самых противоречивых персонажей. Кто-то считает его шутом, кто-то – практически гением. Наполеон назвал его «Геростратом» и обвинил в поджоге Москвы, а Белинский и Герцен восхищались им. Насчет московского пожара до сих пор не все ясно, но то, что Ростопчин был пионером агрессивной пропаганды, – факт.

«Господи помилуй! Да будет ли этому конец? Долго ли нам быть обезьянами? не пора ли нам опомниться, приняться за ум, сотворить молитву и, плюнув, сказать французу: сгинь ты, дьявольское наваждение! ступай в ад или восвояси, все равно, только не будь на Руси!»

Сгиньте? Так они, вроде, еще и не пришли. Нет, они уже здесь! В 1806–1807 годах Ростопчин создает два произведения – «Мысли вслух на Красном крыльце» и «Ох, французы!». В них он решительно протестует против «тлетворного французского влияния». Против «заезжих» и моды на них. Остроумно, метко, духоподъемно. Книги стали популярными, они в полной мере созвучны времени.

А Ростопчин… Позднее, уже в середине XIX века, его объявят «галлофобом», что не совсем соответствует истине, для нас же важно другое. К войне 1812 года Ростопчин едва ли не самый подготовленный к ней идеологически человек. И появление знаменитых «ростопчинских афиш» – нечто абсолютно закономерное.

Равно как их стилистика. Лубочные картинки, мещанин Корнюшка Чихирин… Информационная война началась! Пора, пора высмеивать Наполеона и его армию. Корнюшка Чихирин только речи толкал, а ратник Гвоздила и милицейский мужик Долбила уже бьют «басурман».

Первые карикатуры – анонимные, выполнены в нарочито грубой манере, сопровождены намеренно безграмотными подписями. Народность! Чуть позже за дело взялись и профессиональные художники. Прежде всего те, которые жили и работали в Петербурге. Москва находилась практически в эпицентре боевых действий, творчеством в «спокойной обстановке» здесь не займешься.

В столице и сложился триумвират создателей замечательных карикатур 1812 года. Алексей Гаврилович Венецианов, Иван Алексеевич Иванов и Иван Иванович Теребенёв. На троих они создали около двухсот сатирических листов. «Гвоздили» Наполеона и французов, прославляли героизм русского народа. В обстановке всеобщего патриотического подъема их работы приобрели необыкновенную популярность.

Разумеется, на работавших в жанре карикатуры русских художников того времени оказали большое влияние англичане, те же Гилрей и Роулиндсон. Один из рисунков Венецианова практически скопирован с английского «первоисточника». Ничего особо зазорного в том нет. В Британии богатейшие традиции, а в России карикатура пока на начальном уровне. Опыта работы в гротеске мало.

Но и самобытность есть! В том числе потому, что на территорию Туманного Альбиона Наполеон не вторгался, рисунки Гилрея и Элмса – от головы, русских – еще и от сердца.

…Карикатурой раньше всех занялся Венецианов. Намеревался даже специальный журнал издавать. Ударить сатирой по недостаткам современного ему общества. Кое-что сделал, но понимания, а тем более одобрения, не встретил. Рисовать, к счастью, не перестал.

Венецианов, например, продолжил начатую Ростопчиным борьбу с «тлетворным французским влиянием». Создал целую серию сатирических листов. «Деятельность француженки в магазине», «Французское воспитание» и другие. Едко, подчас весьма метко. Однако главное, конечно, карикатуры, посвященные войне 1812 года.

Триумвират… Венецианов, Иванов, Теребенёв. Художники, связанные личной дружбой и общим делом. По стилю, впрочем, отличаются.

Венецианов, заслуживший признание как мастер жанровых сцен, картин на тему крестьянского быта, пожалуй, наиболее «народен». Неслучайно одна из самых известных его карикатур – «Крестьянин Иван Долбила».

Тот самый Долбила, который уже появлялся в ранней лубочной картинке. Повторение? Лишь отчасти. Здесь Долбила уже победитель. Колет вилами французского офицера, как сноп. И пояснительная надпись соответствующая: «Постой Мусье, не вдруг пройдешь! здесь хоть и мужички да… Русские. Вот и вилы тройчашки пригодились убирать, да укладывать, ну Мусье! Полно вздрагивать!»

Редкая для Венецианова вещь. Как правило, на его карикатурах нет «больших» сопроводительных текстов. А Иван Иванов вообще их избегал. Ограничивался просто названиями. Художественная сторона для него была важнее. Среди участников триумвирата его работы, пожалуй, наиболее сложные по исполнению. Часто – многофигурные композиции, что для боевых листков, вообще-то, редкость.

Гравер и иллюстратор книг, Иванов, в отличие от Венецианова, а тем более Теребенёва, не владел в полной мере искусством карикатуры. Юмора мало, политической заостренности – тоже. Однако особая привлекательность в них есть. И как минимум две работы Иванова приобрели большую популярность. «Наполеон формирует новую армию из уродов и калек» и «Хлебосольство – отличная черта в характере русского народа».

Но самый талантливый и интересный из русских карикатуристов той эпохи – Иван Иванович Теребенёв. Прожил он короткую жизнь, но какой же яркий след успел оставить в искусстве!

Теребенёв – ученик скульптора М. И. Козловского, одного из создателей знаменитого памятника Суворову. До войны 1812 года Теребенёв занимался исключительно скульптурой, несколько его работ украшают фасад здания Адмиралтейства в Санкт-Петербурге. А после вторжения Наполеона в Россию активно занялся карикатурой. И на совершенно новом для себя поприще добился большого успеха.

Почему многие, включая меня, считают Теребенёва лучшим карикатуристом эпохи «войны двенадцатого года»? Не потому, что сделал он больше других, хотя это действительно так. Вопрос в том, как он это сделал. Знаменитый русский ученый, филолог А. Х. Востоков написал о Теребенёве, что все его скульптуры «прославили его не столько, сколько сочиненные и гравированные им… карикатуры, кои по справедливости заслужили, чтобы публика отличила их и за рисунки и за изобретением между всеми порожденными сим временем произведениями площадного русского художества».