Капитан. А как он прорвался-то, как все было?
Марков. Не знаю, я его всего секунду и видел. Он мне фотографию уже в окно вагона, на ходу, сунул: «Полный отчет о командировке на профессиональном языке!»
Капитан. Фотография – ничего не скажешь!
Марков
Капитан. А что ты мне говоришь-то, ты ей скажи!
Марков. Поздно теперь ей это говорить… Трус я, капитан!
Капитан. Ну, этого, положим, я за тобой не замечал.
Марков. Я тоже раньше не замечал, а вот теперь оглядываюсь назад и замечаю. Промолчать из гордости, сказать: «Не любишь – я тоже; уходишь – пожалуйста!» Я ведь это за большую храбрость считал. Конечно, силой не удержишь, но когда дело о жизни идет, – гордость в карман спрятать, ничего не боясь сказать, что любишь, что не отдашь! В этом, пожалуй, больше храбрости, а?
Капитан. Правильно говоришь.
Марков. Говорю. В том-то и беда, что тебе говорю, а увидел бы ее, опять, наверное бы, молчал. А молчать нельзя, нельзя!
Капитан. Что ты на меня кричишь?
Марков. А я не на тебя. Я на себя. Не такое сейчас время, капитан, чтобы молчать да откладывать. В одном месте отвоевались, в другом, того и гляди, начнется… В такое время надо всегда и всюду все до конца договаривать. И дома тоже. А то мы часто домой приходим, а самые нужные слова где-то в передней на вешалке оставляем. Нельзя!
Капитан. Не люблю я жалеть о том, чего нет, а все-таки пожил бы недельку в Москве.
Марков. Ничего не поделаешь. Сами хвастались – саперы, саперы, а теперь мы и правда первые люди. Вот и не выходит она – неделька.
Капитан. Куда же пойти? Пойдем в театр?
Марков. Неплохо бы…
Капитан. Тогда в ресторан можно.
Марков. Тоже неплохо. А все-таки, уж если идти, давай пойдем совсем в другое место!
Капитан. Куда?
Марков. Есть такое хорошее коренное московское заведение – Сандуны! Давно мы с тобой, капитан, в настоящей бане не были, а?