Мария Петровна. Вы смеетесь – а я люблю красивые вещи. Это моя страсть!
Проклятая работа. Ни сна, ни покоя. В кои-то веки захочешь о людьми поговорить…
Голубь
Ваганов. Как вы думаете, Катя скоро придет?
Голубь. Наверное, скоро.
Ваганов. Странный вопрос, Николай Семенович.
Голубь. Странный? Да нет, я ведь вас не про сейчас спрашиваю. Сейчас-то я понимаю, – повидать захотели. Я вообще спрашиваю: зачем она вам, зачем сюда ходите?
Ваганов. А уж это разрешите мне ей объяснить.
Голубь. А мне не хотите?
Ваганов. Нет, не хочу.
Голубь. А вот и напрасно, Андрей Сергеевич. Если я козлом иногда прыгаю, это так – от беспокойного характера, а ведь в сущности-то старый человек. Две войны воевал, Советскую власть ставил в таких местах, что вы и на карте не найдете. Друзей имел. И врагов иметь не боялся. Женщин встречал. Любил, страдал, сердце хоронил. В общем, кое-что видел на своем веку. И с вами, по-дружески, – ну не по-дружески, не друзья мы с вами, – а просто так, по-человечески поговорить бы хотел.
Ваганов
Голубь. Ишь как встрепенулись! Да нет, ничего особенного. Никаких новостей. Просто по-стариковски мораль вам прочесть хочу. Будете слушать или нет?
Ваганов. Говорите, я слушаю.
Голубь. Не понимаю вас, Андрей Сергеевич, извините старика. Раньше хоть с вашей точки зрения, но понимал, а теперь совсем не понимаю. Вот месяц назад, когда с письмом и вообще все это произошло…
Ваганов. Дело ваших рук…
Голубь. Не важно – чьих, важно, что истина выяснилась. Мне кажется, у вас тогда вполне достаточный разговор вышел с Катериной Алексеевной, чтобы не приходить сюда больше.
Ваганов. Если бы она считала так, сказала бы. Это ее и мое дело, а не ваше.