Штурман. Она согласилась?
Он. Нет. Она сказала, что не переставала быть учительницей, пока я жил с ней, и тем более не перестанет теперь, когда я ушел от нее.
Второй пилот. Где эти деньги?
Он. Они лежат на мое имя, с завещанием – на ее имя. Я не взял из них ни гроша. Даже процентов. Только один раз, когда мне вдруг, до зарезу…
Второй пилот. Что значит – до зарезу? Ведь у твоей жены…
Он. Я не хотел, чтобы она знала об этой трате.
Второй пилот. На женщин?
Он. Нет, нет! На это я не взял бы из тех денег.
Второй пилот. А на что же ты их взял?
Он. Был один небольшой сбор, чтобы послать посылки заключенным в Испанию.
Второй пилот. И ты решился на это? Вот уж не подумал бы после всего, что узнал о тебе сегодня!
Он. Я встретил на улице Карлоса…
Дик. Разумеется, помню. И не только потому, что он спас тебя.
Он. А у меня все три раза перевернулось в душе, когда я вдруг увидел его, идущего по улице. Мы пошли с ним в испанский ресторан, прямо с утра. И он объяснил мне, что собирает деньги, и гордо сказал, что может взять и у меня. Если я этого хочу. Я оставил его в ресторане, пошел в банк и принес ему деньги. Он обещал, что это останется в тайне. Я был рад, что мог сделать это для него.
Дик. А если бы тебя поймал не Карлос, который спас тебя, а кто-то другой? Как тогда?
Он. Не знаю. По правде говоря, наверное, нет.
Дик. Да… Если бы только эти люди знали, какие деньги им посланы – отступные от одной женщины, так и не отданные другой…
Он. Я потом вложил их обратно. Так что, в сущности, это были мои деньги.
Штурман. Пусть так. Если тебе так легче думать. Я вижу, ты все еще стараешься думать как-нибудь так, чтобы тебе было хоть немножко легче.