Бонар. Мне не повезло. Там многим не повезло, но мне особенно. В последний месяц моим взводным оказался этот пес – Курт Кауфман…
Он. Какой Кауфман?
Бонар. Какой Кауфман? Старший надзиратель второго блока, нашего с вами!
Он. Как он оказался в Иностранном легионе?
Бонар. Так же просто, как и другие. А что ты так удивился? Ты ведь встречал в газетах его фамилию. Только закрыл на нее глаза. Бывшие эсэсовцы в Иностранном легионе – выдумка коммунистов! Так ты писал. Но как ты считал на самом деле?
Он. Я не был в этом уверен.
Дик. Ему было удобнее оставаться неуверенным…
Бонар. Когда я продал душу в легион, мне надо было ожидать всего, но на встречу именно с Куртом Кауфманом я все же не рассчитывал…
Он. А почему ты пошел в легион?
Второй пилот. А почему ты женился на этой своей, нынешней?..
Бонар. Я спился, и мне до зарезу нужны были деньги. А ты?
Дик. Оставь его в покое. Рассказывай…
Бонар. Были большие потери, и нас свели из нескольких взводов в один. Тут-то я и встретился с Куртом Кауфманом. О, мы сразу узнали друг друга! Мне к тому времени уже опротивела война, и я чувствовал себя подонком, убивавшим за деньги людей, которые всего-навсего хотят быть самими собой. У меня как-то ночью был об этом довольно откровенный разговор с одним из наших. Его потом убили, за два дня до меня… Курт Кауфман ввязался в наш разговор и пригрозил донести, а я послал его подальше… И тут мы взглянули друг другу в глаза и оба поняли, что кто-то из нас влепит пулю в другого.
Второй пилот. А он забыл.
Он. Я не забыл.
Второй пилот. Забыл.
Он. Ну, забыл. Помнил, а потом забыл. Сколько можно все это помнить?
Штурман. Самое хорошее и самое плохое надо помнить всю жизнь.
Второй пилот. Его это утомляет!
Дик. Ладно, говори, Бонар.