Е. После рассмотрения оговорок мы удовольствовались доказательством того, что у ошибочных действий есть скрытые мотивы, и при помощи психоанализа проложили путь к их постижению. Общую природу и особенности проявляющихся в таких действиях психических факторов мы оставили пока что без внимания. В любом случае мы еще не пытались определить таковые точнее и подвергнуть их проверке на достоверность. Мы и сейчас не будем претендовать на полное исчерпание этой темы, поскольку уже первые шаги быстро показали нам, что в эту область лучше зайти с другой стороны[233]. В последнем случае себе можно задать несколько вопросов, которые здесь я намерен по меньшей мере привести и определить их объем. 1) Каково содержание и происхождение мыслей и побуждений, предваряющих ошибочные и симптоматические действия? 2) Какие из них необходимы для того, чтобы мысли или побуждения были вынуждены или были готовы использовать такие происшествия в качестве средства проявить себя? 3) Можно ли установить постоянные и однозначные взаимосвязи между разновидностями ошибочных действий и содержанием выраженных в них переживаний?
Начну с подбора воедино некоторых материалов для ответа на третий вопрос. При рассмотрении примеров оговорок мы сочли необходимым выйти за пределы содержания задуманной речи и нам пришлось искать причину сбоев в ней за границами ее замысла. При этом в ряде случаев последние оговорки были поверхностными и знакомыми сознанию говорящего. В кажущихся более простыми и прозрачными примерах ею оказывалась почти одинаково звучащая, но иначе сформулированная мысль, искажающая форму ее выражения без понимания того, почему одна из формулировок потерпела поражение, а другая одержала верх (контаминация Мерингера и Майера, с. 115 и далее). Во второй группе случаев поражение одной из формулировок было обусловлено соображением, оказавшимся, однако, недостаточно сильным для обеспечения ее полного бездействия (пример «zum Vorschwein gekommen»). При этом и задерживаемая формулировка ясно осознавалась. Лишь о третьей группе можно без обиняков утверждать, что в данном случае мысль, вносящая помехи, отлична от задуманной, и здесь удастся провести, похоже, существенное различие. Вносящая помехи мысль связана с мыслью искажаемой либо смысловой ассоциацией (искажение в результате внутреннего противоречия) либо по сути чужда ей, и именно это искаженное слово связано благодаря странной
Сравнительное изучение очиток и описок приводит к тем же выводам. Думается, что, как и в случае оговорок, отдельные случаи обязаны своим происхождением ничем более не мотивированному процессу сгущения (например, der
К тому же при очитках и описках достаточно примеров, позволяющих выявить более отдаленную и сложную мотивацию: «Im Faß durch Europa» – ошибка при чтении, объяснимая влиянием далекой по содержанию, почти чуждой по сути мысли, порожденная вытесненным побуждением зависти и честолюбия и воспользовавшаяся «подменой» слова
Несомненно, что нарушения функции речи совершаются легче и предъявляют меньше требований к чинящим помехи силам, чем другие виды психической деятельности.
Из других оснований исходят при исследовании забывания в подлинном смысле этого слова, то есть забывания прошлых событий (забывание имен собственных и иностранных слов в том виде, как они рассмотрены в главах I и II, можно в качестве
При забывании намерений на первый план выходит другой фактор; конфликт, о котором при вытеснении неприятного события припоминающий мог только догадываться, становится в данном случае воспринимаемым, а при анализе соответствующих примеров регулярно обнаруживается наличие противоволи, которая противится ему, не упраздняя его. В данном случае, как и при ранее обсуждаемых ошибочных действиях, выделяют два типа психических процессов: противоволя направляется либо против намеченной цели (против намерения, если оно сравнительно важно), либо же, по сути, чужда ему и создает связи с ним с помощью
Тот же самый конфликт задает тон и в случаях ошибочного выбора вещи. Побуждение, которое проявляет себя в виде нарушения действия, часто становится контрпобуждением, однако еще чаще вообще каким-то сторонним побуждением, которое всего лишь использует подходящий случай проявить себя при совершении действия в виде его искажения. Случаи, в ходе которых такие нарушения происходят в результате внутрипсихического противоречия, принадлежат к числу наиболее значимых и затрагивают, кроме того, более важные поступки.
Далее, внутренний конфликт при случайных и симптоматических действиях все больше отступает на второй план. Эти мало ценимые сознанием или вообще пренебрегаемые им двигательные проявления служат выражению разнообразных бессознательных и сдерживаемых побуждений; чаще всего они символически отображают мечтания или пожелания.
По первому вопросу – о происхождении мыслей и побуждений, проявляющих себя в ошибочных действиях, – можно сказать, что в ряде случаев происхождение вызывающих ошибки мыслей о подавленных побуждениях в психике легко установить. Эгоистические, ревнивые и враждебные чувства и импульсы, над которыми тяготеет давление нравственного воспитания, у здоровых людей нередко используют ошибочные действия, чтобы хоть как-то проявить свою бесспорно существующую, но не признаваемую высшими психическими инстанциями силу. Возможность совершать эти ошибочные и симптоматические действия обеспечивает приемлемую терпимость к безнравственному. Среди этих подавляемых побуждений немаловажную роль играют разнообразные потоки сексуальности. То, что именно они весьма редки среди разгаданных с помощью анализа мыслей в приводимых мною примерах, является результатом подбора материала. Так как я анализировал преимущественно примеры из своего собственного психологического опыта, то его отбор был с самого начала предвзятым и направленным на исключение всего сексуального. Во многих других случаях весьма безобидные реплики и соображения становятся, видимо, тем источником, из которого всплывают искажающие действия мысли.
Теперь нам предстоит ответить на второй вопрос: какие психологические условия ответственны за то, что какой-то мысли приходится проявлять себя не в полной форме, а в форме как бы паразитической, в виде модификаций или искажения иной мысли? Согласно наиболее впечатляющим примерам ошибочного действия, естественно искать эти условия во взаимосвязи со способностью сознавать более или менее четко выраженную особенность «вытесненного». Однако рассмотрение ряда примеров разделяет ее на несколько более или менее расплывчатых признаков. Похоже, что склонность отделываться от чего-то из-за его трудоемкости, соображение, что данная мысль не относится, по существу, к намеченной цели, – играют в качестве мотивов оттеснения на второй план мысли, позднее добившейся проявления путем искажения какой-то другой идеи, ту же роль, что и моральное осуждение неприемлемого эмоционального порыва или происходящего из совершенно неизвестного движения мыслей. Выяснение общей природы обусловленности обычных и случайных действий таким путем достигнуто быть не может. В процессе этих исследований мы можем сделать единственный важный вывод: чем безобиднее мотивация ошибочного действия, чем менее предосудительна, а потому и менее запретна для сознания мысль, которая находит в нем выражение, тем легче достичь разгадки происходящего, коль на него пришлось обратить внимание. Самые легкие случаи оговорки сразу привлекают внимание и спонтанно исправляются. Там, где речь идет о мотивации со стороны по-настоящему вытесненных побуждений, для решения вопроса необходим тщательный анализ, который время от времени сам может натолкнуться на трудности и завершиться неудачей.
Итак, есть все основания принять результаты этого последнего исследования как доказательство того, что удовлетворительного объяснения психических предпосылок ошибочных и случайных действий можно добиться иным путем и с другой стороны. Пусть снисходительный читатель увидит в этих рассуждениях доказательство существования области, где эта тема довольно искусственно вырвана из гораздо более обширных взаимосвязей.
Ж. Несколькими фразами наметим хотя бы общие направления исследования этих взаимосвязей. Механизм ошибочных и случайных действий в том виде, в каком мы познакомились с ним путем применения психоанализа, обнаруживает в самых существенных пунктах совпадение с механизмом образования сновидений, описанным в главе «Работа сновидения» в моей книге о толковании сновидений. Сгущение и образование компромиссов (контаминаций) мы обнаруживаем и тут и там; ситуация одна и та же: бессознательные мысли находят для себя необычные пути через посредство поверхностных ассоциаций в виде модификаций других мыслей. Бессмыслицы, нелепости и огрехи в содержании наших сновидений, из-за которых сны с недоверием признают «продуктами психической деятельности», возникают тем же путем (правда, при более свободном использовании имеющихся средств), как и обычные огрехи повседневности. И в первом, и во втором случаях
Правильная оценка удивительной работы психики, позволяющей возникнуть ошибочным действиям, а также образам сновидения, станет возможной для нас только тогда, когда мы убедимся, что психоневротические симптомы – специфические психические образования истерии и невроза навязчивых состояний – в виде своих механизмов повторяют все существенные черты данного метода работы. Соответственно, с этого места следовало бы продолжить наши дальнейшие исследования. Для нас, однако, особый интерес все еще представляет рассмотрение ошибочных, случайных и симптоматических действий в свете этой последней аналогии. Если мы ставим их наравне с деятельностью психоневрозов, невротических симптомов, то обретают смысл и фактическое основание два часто повторяющихся утверждения, что граница между нормальной и ненормальной нервностью зыбка и что все мы несколько раздражительны или невротичны.
Общее же свойство наиболее легких и самых тяжелых случаев, в состав которых входят также случайные и симптоматические действия, заключается в их сводимости к не до конца подавленному психическому материалу, который, будучи вытеснен из сознания, все же не лишается способности проявлять свое действие, давать о себе знать.
Примечания
1
2
Перевод Б. Л. Пастернака; в этом переводе содержание оригинала передано только частично.