«За табльдотом в ходе малоинтересной для меня, а в целом ведущейся в общепринятом духе беседы с соседкой по столу я употребил весьма любезную фразу. Несколько перезрелая барышня не могла не заметить, что по отношению к ней мне обычно было несвойственно вести себя так вежливо и галантно, на это последовала ее реакция, с одной стороны содержащая определенное огорчение, а с другой – изрядную долю колкости по адресу второй, нам обоим знакомой девицы, общению с которой я уделял заметно больше внимания. Разумеется, я понял это почти сразу. При продолжении беседы я был вынужден на этот раз (что оказалось для меня в высшей степени неприятным) обратить внимание моей соседки по столу, что по ошибке назвал ее именем девицы, в которой она несправедливо видела свою более счастливую соперницу.
12) В качестве «заблуждения»[193] хочу также привести происшествие с весьма серьезной подоплекой – о нем мне рассказал сопричастный к нему свидетель. Одна дама провела вечер на вольном воздухе вместе с мужем в компании с двумя посторонними людьми. Один из них был ее интимным другом, но второй об этом не знал, да и не мог ничего знать. Эти двое друзей провожали супружескую пару вплоть до дверей их дома. Пока все ждали, когда откроют двери, происходило прощание. Дама поклонилась одному из двух приятелей, подала ему на прощанье руку и сказала несколько положенных в таких случаях слов. Затем схватилась за руку своего негласного любовника и повернулась к мужу, собираясь таким образом с ним проститься. Муж сразу включился в ситуацию, снял шляпу и сказал подчеркнуто учтиво: «Целую ручку, сударыня!» Испуганная жена отпустила руку любовника, и у нее еще оставалось время до появления коменданта здания со вздохом сказать: «Нет, ничего подобного не должно было случиться!» Муж же принадлежал к той породе супругов, которые по мере сил предпочитают скрывать неверность жены. Он неоднократно заверял, что иначе это было бы хуже, чем опасность для жизни. То есть у него были мощнейшие внутренние препоны против того, чтобы в этом инциденте видеть вызов для себя.
13) Теперь об одном недоразумении[194] с моим пациентом, которое благодаря повторению стало по контрасту особенно поучительным: очень рассудительный молодой человек после продолжительной внутренней борьбы склонился к согласию на брак с девушкой, уже давно любившей его, как и он ее. Он провожает невесту домой, прощается с ней, переполненный счастьем поднимается в вагон трамвая и просит у кондукторши два билета. Примерно через полгода он уже был женат, однако все еще не был уверен, что женился счастливо, сомневался, правильно ли он поступил, сожалел о прекращении былых отношений с друзьями и всячески уклонялся от общения с родителями жены. Однажды, забирая жену из дома родителей, он поднялся с ней в вагон трамвая и удовольствовался тем, что попросил у кондуктора один-единственный билет.
14) Как неохотно подавляемое желание[195] может быть удовлетворено с помощью «заблуждения», увидим на приводимом Мэдером превосходном примере.
Один коллега собрался в свободный от работы день по-настоящему пожить в свое удовольствие, однако ему требовалось съездить в Люцерн, что его не радовало; после длительных размышлений он решает все-таки поехать. Чтобы хоть немного развеяться, в поездке по маршруту Цюрих – Арт-Голдау он читает ежедневные газеты, на конечной станции пересаживается в другой поезд и продолжает чтение. Затем при продолжении поездки железнодорожный контролер разъясняет ему, что он сел в поезд, который идет обратно из Голдау в Цюрих, а билет у него до Люцерна (Maeder. Nouvelles contributions. Archives de Psychologie, 1908, VI).
15)[196] Об аналогичной, хотя и не совсем удавшейся попытке содействовать проявлению подавленного желания с помощью такого же механизма сообщает д-р В. Тауск в заметке под заголовком «Ложное направление поездки»:
«Я приехал с фронта в отпуск в Вену. Один давний пациент получил сведения о моем приезде и попросил нанести ему визит, поскольку он болен и лежит в постели. Я удовлетворил его просьбу, проведя у него два часа. Прощаясь, больной спросил, сколько он мне должен. „Я здесь в отпуске и сейчас не провожу прием больных, – ответил я, – считайте мой визит дружеской услугой“. Больной был озадачен, так как у него, вероятно, появилось чувство недопустимости пользоваться трудом профессионала как бесплатной дружеской услугой. Правда, в конце концов он примирился с моим ответом, что было продиктовано как удовольствием от экономии денег, так и уважительным мнением, что, будучи психоаналитиком, я наверняка поступаю правильно. Почти сразу же у меня появились сомнения в искренности моего благородства. Преисполненный сомнений, вряд ли допускающих двусмысленное толкование, я поднялся в трамвай линии Х. После недолгой поездки пересел на линию Y. Ожидая вагона в месте пересадки, я забыл о вопросе с гонораром и задумался над симптомами болезни моего пациента. Тем временем подошел трамвай, и я сел в него. Но на следующей остановке пришлось выйти; дело в том, что по недосмотру вместо трамвая Y я сел в трамвай Х и поехал в направлении, откуда только что приехал, то есть назад, в сторону пациента, с которого не захотел брать гонорар.
16) Очень похожий прием (схожий с примером 14) удался мне самому. Я обещал своему самому старшему брату, по жизни очень суровому, что этим летом буду сопровождать его в давно задуманной поездке на английский морской курорт и при этом, поскольку время поджимает, буду добираться туда кратчайшим путем без каких-либо остановок. Попросил только об одном дне задержки в Голландии, но он посчитал, что я мог бы сделать это на обратном пути. В итоге я поехал из Мюнхена через Кельн до Роттердама, Хук-ван-Холланда, где пересаживался около полуночи на корабль до Харвига. В Кельне я менял вагон – покинул свой поезд, чтобы пересесть в скорый до Роттердама, но таковой не сумел найти. Я спрашивал различных вокзальных служащих, которые посылали меня с одной платформы на другую, так что я дошел до полного отчаяния, но скоро мне удалось сообразить, что за время этих безуспешных поисков я пропустил подходящий поезд. После того как предположение подтвердилось, я стал размышлять, стоит ли мне переночевать в Кельне, о котором, кроме всего прочего, я всегда говорил с пиететом, так как согласно давней семейной легенде когда-то мои предки во время преследования евреев бежали как раз из этого города. Однако решил я иначе: более поздним поездом я отправился в Роттердам, куда приехал глубокой ночью, так что вынужден был провести день в Голландии, который принес осуществление давно вынашиваемого желания: мне удалось увидеть великолепные картины Рембрандта в Гааге и в государственном музее в Амстердаме. Лишь на следующее утро, когда во время железнодорожной поездки в Англии удалось собрать воедино мои впечатления, в памяти всплыло не вызывающее сомнений воспоминание, что на вокзале в Кельне в нескольких шагах от места, где я вышел из поезда, на той же самой платформе было видно большое табло: «Роттердам – Хук-ван-Холланд». Там под парами стоял поезд, в котором я должен был продолжить свое путешествие. Следовало бы назвать непонятным «ослеплением» то, что, невзирая на это надежное указание, я быстро покинул место высадки и стал искать нужный поезд где попало, если не предположить, что вопреки предписаниям брата в мои намерения входило как раз насладиться картинами Рембрандта еще по дороге к нему. Все остальное, то есть моя хорошо разыгранная растерянность, внезапное появление благоговейного желания побывать в Кельне, было всего лишь уловкой, призванной скрыть от меня мое твердое намерение, пока оно не было полностью реализовано.
17) О точно такой же[197], изготовленной с помощью «забывчивости» манипуляции ради осуществления желания, от которого вроде бы отказались, сообщает И. Штэрке, основываясь на собственном опыте (там же).
«Как-то раз мне нужно было прочитать в одной деревне лекцию с демонстрацией диапозитивов. Однако она была перенесена на неделю. По поводу этой отсрочки я ответил письмом и внес измененную дату в свою записную книжку. Я охотно отправился бы в эту деревню сразу после обеда, чтобы иметь время нанести визит знакомому мне писателю, там проживавшему. Однако, к моему сожалению, я никак не смог освободиться для этого даже после обеда. С большой неохотой я отказался от задуманного визита.
Когда же наступил вечер, в заметной спешке и с сумкой диапозитивов я отправился на вокзал. Мне пришлось взять такси, чтобы поспеть к поезду (нередко мне довольно долго приходилось колебаться, нанимать такси или нет!). Прибыв на место, я был несколько удивлен, так как на вокзале меня никто не встретил (как было принято при чтении лекций в маленьких селениях). Неожиданно я вспомнил, что лекцию отодвинули на неделю, а сейчас я предпринял бесполезную поездку согласно первоначально установленной дате. От всей души прокляв свою забывчивость, я стал соображать, не лучше ли мне со следующим же поездом вернуться домой. Однако, размышляя дальше, я подумал о том, что теперь мне представился прекрасный случай нанести желанный визит, что я и сделал. Лишь по дороге я сообразил, что мое неосуществленное желание иметь для этого посещения достаточно времени составило недурственный заговор. Передвижение с тяжелой сумкой с диапозитивами и спешка с попаданием на поезд сумели отлично послужить тому, чтобы получше замаскировать бессознательное намерение».
Возможно, кто-то не склонен считать заблуждения, которые я здесь объяснил, сколько-нибудь многочисленными или особенно важными. Я предлагаю им задуматься, нет ли оснований распространить такую же точку зрения на характеристику несравненно более важных
XI
Комбинированные ошибочные действия
Два из только что приведенных примеров – мое заблуждение, переместившее Медичи в Венецию, и промашка молодого человека, сумевшего вопреки запрету поговорить по телефону с возлюбленной, – были, по сути, описаны мною неточно, а при более тщательном рассмотрении оказались смешением забывания с заблуждением. Такую же комбинацию я могу более вразумительно продемонстрировать на нескольких других примерах.
1) Один мой приятель извещает меня о следующем происшествии: «Несколько лет тому назад я принял предложение быть избранным в бюро одного литературного объединения, рассчитывая, что оно сможет как-нибудь поспособствовать постановке моей пьесы, и регулярно участвовал, хотя и без особого интереса, в его заседаниях, проходящих каждую пятницу. Несколько месяцев назад я получил заверения в ее постановке в театре города Ф. и с тех пор стал регулярно забывать о заседаниях этого „сборища“. Прочитав Ваш труд о подобных вещах, я устыдился своей забывчивости, стал упрекать себя: какое, мол, свинство не ходить на заседания, когда отпала нужда в людях из объединения, – и я решил в ближайшую пятницу обязательно посетить его. Я ни на секунду не забывал о своем решении, пока его не исполнил и не очутился перед дверью зала заседаний. К моему немалому удивлению, она оказалась запертой, заседание уже состоялось, ведь я ошибся днем недели: на дворе была суббота».
2) Очередной пример представляет собой комбинацию симптоматического действия с закладыванием вещи; он добирался до меня длинными окольными путями, но попал из надежного источника.
Одна дама совершает путешествие в Рим вместе со своим шурином, известным художником. Прибывшую знаменитость торжественно встречают живущие в городе немцы, и, кроме всего прочего, художник получает в подарок золотую медаль античного происхождения. Дама чувствует себя уязвленной тем, что шурин не сумел по достоинству оценить эту превосходную вещь. После того как ее сменила приехавшая к ним сестра, дама вернулась домой, а распаковывая чемоданы, обнаружила, что прихватила медаль – не помня как – с собой. Немедленно она пишет шурину письмо и уведомляет его, что в ближайшие дни отошлет обратно в Рим увезенный предмет. Однако на следующий день медаль оказалась так искусно куда-то запрятана, что ее не удалось отыскать и отправить назад. И тогда дама начинает догадываться, что означает ее «рассеянность»: желание придержать медаль для себя.
3)[198] Еще несколько случаев, в ходе которых ошибочные действия упорно повторяются и при этом меняют используемые средства.
Джонс Э. (там же, с. 483). Как-то по неизвестным ему мотивам он оставил на своем письменном столе письмо, не отправляя его в течение нескольких дней. В конце концов он отнес письмо на почту, но получил его обратно с припиской «Dead letter office», поскольку забыл написать адрес. Исправив ошибку, он опять отнес его на почту, но на этот раз забыл наклеить на конверт марку. Свое нежелание вообще отправлять это письмо он не мог больше не замечать.