Психопатология обыденной жизни

Анализируя наблюдаемые мной самим случаи забывания имен, я почти всегда обнаруживаю, что недоступное имя имеет какое-то отношение к чрезвычайно интересующей меня лично теме и может вызвать у меня сильные, подчас болезненные переживания. В соответствии с удобной и заслуживающей одобрения практикой цюрихской школы (Блейлер, Юнг, Риклин) я могу сказать то же самое с помощью их терминологии: забытое имя задело во мне какой-то «личный комплекс». Его отношение к моей личности опосредовано неожиданной, чаще всего поверхностной ассоциацией (двузначность слова, созвучие); в целом же его можно считать побочной связью.

Несколько простых примеров лучше всего прояснят их природу.

1) Один пациент попросил меня рекомендовать ему курорт на Ривьере. Я знал подходящее место совсем рядом с Генуей, вспомнил даже имя немецкого коллеги, имеющего там практику, но не смог восстановить в памяти название самого местечка, хотя был уверен, что хорошо знаю и его. Мне не оставалось ничего другого, как предложить пациенту подождать, а самому быстро обратиться к женщинам моего семейства. «Как называется городок рядом с Генуей, где доктор N. владеет небольшой лечебницей, в которой известная вам дама довольно долго находилась на лечении?» – «Ну конечно, именно тебе суждено забыть его название. Оно называется Нерви». И правда, с нервами мне довольно часто приходится иметь дело.

2) Другой пациент рассказывает о близко расположенном дачном местечке и утверждает, что там, кроме двух известных, существует третий ресторан, с которым у него связаны определенные воспоминания; его название он сейчас назовет. Я отрицал наличие третьего заведения, ссылаясь на то, что летом жил в этом селении семь сезонов подряд, а значит, знаю его лучше, чем он. Возбужденный этим возражением пациент тут же припомнил искомое название. Ресторан назывался «Хохвартнер». Тут мне, естественно, пришлось пойти на попятную, ведь я вынужден был признать, что на протяжении семи летних сезонов жил в непосредственной близости от этого заведения, существование которого отрицал. Почему же в таком случае я забыл и о его названии, и о его наличии? Думаю, потому, что название слишком созвучно с фамилией одного венского коллеги и затрагивает во мне опять-таки комплекс – на этот раз «профессиональный».

3) В другой раз, когда на вокзале в Райхенхалле я собирался купить билет, мне не удалось припомнить обычно хорошо знакомое название ближайшей большой станции, которую я до того очень часто проезжал. Мне пришлось его самым тщательным образом разыскивать в расписании поездов. Название станции – Розенхайм. Однако тут я сразу же сообразил, из-за какой ассоциации оно было забыто мною. Часом раньше я посещал свою сестру, проживавшую совсем рядом с Розенхаймом; ее зовут Роза, а значит, я был в Розенхайме (Heim – родной дом). Название станции вычеркнул из моей памяти «семейный комплекс».

4) Некоторое время спустя я сумел обнаружить прямо-таки грабительские воздействия «семейного комплекса» еще в целом ряде примеров.

В один прекрасный день ко мне в приемные часы пришел молодой человек, младший брат одной пациентки, которого я видел несчетное количество раз и при встрече привык называть по имени. Когда через некоторое время я собрался рассказать о его визите, выяснилось, что я забыл его ничем не примечательное, насколько помнится, имя и не сумел восстановить без посторонней помощи. Тогда я вышел на улицу, чтобы посмотреть на вывески фирм, и опознал нужное имя, как только оно попалось мне на глаза. Анализ этого случая позволил мне понять, что я провел параллель между этим посетителем и моим собственным братом. Это обернулось довольно острым, но вытесненным из сознания вопросом: как повел бы себя мой брат в аналогичной ситуации – так же или скорее противоположным образом? Поверхностная связь между мыслями о чужой и о собственной семьях стала возможной благодаря тому случайному обстоятельству, что у обеих матерей было одно и то же имя – Амалия. Далее задним числом я уяснил, почему имена-подмены – Даниэль и Франц – так назойливо по непонятной причине лезли мне в голову. Эти имена, включая имя матери, были взяты из «Разбойников» Шиллера, к которым добавилась одна шутка «Венского гуляки» Даниэля Шпитцера[20].

5) Еще как-то раз мне не удалось вспомнить фамилию пациента из числа моих юношеских знакомых. Анализ прошел по длинному окольному пути, прежде чем доставил мне искомое имя. Пациент высказывал серьезное опасение потерять зрение, что пробудило у меня воспоминание об одном молодом человеке, ослепшем в результате огнестрельного ранения. В свою очередь, к этому присоединился образ еще одного юноши, который стрелялся. Последний носил ту же фамилию, что и первый пациент, хотя и не был с ним в родстве. Однако эту фамилию я вспомнил лишь после того, как мне удалось осознать, что произошел перенос ожидаемой опасности с этих двух случаев моей молодости на члена моей собственной семьи.

Таким образом, через мое мышление проходит непрерывный поток «концентрации на себе»; обычно я не располагаю о нем никакими сведениями, однако он выдает себя с помощью подобного рода забывания имен. Дело обстоит так, как будто бы я вынужден сопоставлять все, что слышу о посторонних людях, с самим собой, словно мои личные комплексы активизируются при каждом поступлении сведений о других людях. Это ни в коем случае не может быть моей индивидуальной особенностью, скорее в этом должно заключаться указание на способ, каким вообще мы понимаем «другого». У меня есть основания предполагать, что и у других индивидов имеет место то же самое, что и у меня.

Наиболее яркий пример подобного процесса сообщил мне господин Ледерер на основе собственного переживания. В ходе свадебного путешествия в Венецию он встретился с одним малознакомым господином, которого собрался представить своей молодой жене. Но поскольку его фамилию он забыл, то на первый раз ограничился неразборчивым бормотанием. Когда же этот господин встретился ему во второй раз (в Венеции этого не избежать), он отвел его в сторонку и попросил помочь ему выбраться из затруднительного положения и назвать свою фамилию. Ответ бывшего анонима свидетельствовал о его превосходном знании людей: «Охотно верю, что вы не тратили внимания на мою фамилию. Она такая же, как у вас, – Ледерер!» Тут не сразу отделаешься от довольно неприятного чувства, возникающего, когда оказывается, что посторонний человек носит вашу же фамилию. Недавно я почувствовал это весьма явственно, когда в приемные часы некий господин представился как З. Фрейд (впрочем, обращу внимание на заверение одного из моих критиков, что в подобные моменты он ведет себя противоположным мне образом).

6) Воздействие сосредоточенности на себе обнаруживается и в следующем сообщенном Юнгом[21] примере:

«Господин Y. безнадежно влюбился в даму, вскоре вышедшую замуж за господина Х. Несмотря на то что господин Y. знает того уже долгое время и даже имеет с ним деловые отношения, он снова и снова забывал имя последнего, так что не раз вынужден был справляться о его фамилии у других людей, когда собирался написать этому господину письмо. Впрочем, мотивы забывания в данном случае гораздо прозрачнее, чем в предыдущих, где оно зависит от ситуации с концентрацией на себе. В этом случае забывание выглядит прямым следствием антипатии господина Y. к своему более счастливому сопернику; он не желает о нем ничего знать: „И думать о нем не хочу“».

7) Мотив[22] забывания имени может быть и более тонким и заключаться в «сублимированной», так сказать, неприязни к его обладателю. Так, девица И. ф. К. из Будапешта пишет: «Постоянно наблюдая, что люди с талантом к живописи совершенно не воспринимают музыку, и наоборот, я придумала себе маленькую теорию. Некоторое время тому назад я говорила об этом с одним господином и заявила: „До сих пор мое наблюдение всегда подтверждалось, за исключением одного случая“. Когда же я собралась назвать имя этого человека, то обнаружила, что безнадежно его забыла, сознавая при этом, что его обладатель – один из ближайших моих знакомых. Потом, несколько дней спустя, я случайно услышала, как произнесли это имя, и, конечно, сразу же догадалась, что речь идет о разрушителе моей теории. Злость, которую я бессознательно испытала по отношению к нему, проявила себя в забывании его хорошо мне известного имени».

8)[23] Несколько иным путем концентрация на себе привела к забыванию имени в следующем описанном Ференци случае. Его анализ стал особенно поучительным благодаря объяснению подмены имени, пришедшего в голову (вроде подмены Боттичелли – Больтраффио фамилии Синьорелли).

«Одной даме, кое-что слышавшей о психоанализе, никак не вспоминалась фамилия психиатра Юнга.

Вместо этого в голове всплывали другие имена и фамилии: Кл. (какое-то имя) – Уайльд – Ницше – Гауптман.

Я не назвал ей нужную фамилию и настоятельно попросил образовать свободные ассоциации с каждым из этих имен в отдельности.

Относительно Кл. она немедленно вспомнила о фрау Кл. и о том, что та – чопорная, жеманная особа, однако очень хорошо для своего возраста выглядящая. „Она не стареет“. В качестве обобщенного понятия к Уайльду и Ницше, вместе взятым, она назвала „душевную болезнь“. Затем шутливо заявила: „Вы, фрейдисты, так долго будете искать причины душевных заболеваний, пока сами не станете душевнобольными“. Далее: „Я не могу переносить Уайльда и Ницше, я их просто не понимаю. Говорят, они были гомосексуалистами: Уайльд путался с молодыми (jungen) людьми“ (несмотря на то, что в этом предложении она уже произнесла правильно фамилию – правда, по-венгерски, – ей все же не удалось ее вспомнить).

С фамилией Гауптман у нее ассоциировался Хальбе[24], затем „Jugend“ (юность). И лишь теперь, после того как я привлек ее внимание к „Jugend“, она поняла, что искала как раз фамилию Юнг (jung – юный).

Впрочем, у этой дамы, которая в возрасте 39 лет потеряла супруга и не намеревалась снова выходить замуж, было достаточно оснований избегать воспоминаний обо всем, что напоминает о юности или о возрасте. Удивляет содержательная ассоциация маскирующей мысли с разыскиваемым именем и отсутствие ассоциаций по созвучию».