Психопатология обыденной жизни

Если в связи с этим примером вспомним о «смежном», как говорится, примере, когда не удалось вспомнить название городка Нерви (пример 1), становится понятно, как многозначность одного слова может быть заменена созвучием двух слов.

14) Когда в 1915 г. разразилась война с Италией, мне удалось на собственном примере наблюдать, что моя память неожиданно лишилась целого ряда названий итальянских населенных пунктов, которыми я обычно легко оперировал. Как и у многих других немцев, у меня вошло в привычку проводить часть отпуска на итальянской земле, и я не сомневался в том, что это забывание множества названий стало проявлением вполне понятной враждебности к Италии, занявшей теперь место былой симпатии. Однако наряду с этим напрямую мотивированным забыванием названий дало о себе знать и косвенное забывание, которое можно было свести к влиянию первого; у меня появилась еще и склонность забывать названия не только итальянских селений. А при исследовании таких случаев я обнаружил, что эти названия с помощью какого-то непростого созвучия оказывались связанными с предосудительными вражескими названиями. Так, однажды я намучился припоминать название моравского городка Бизенц. Когда наконец оно всплыло в памяти, я сразу же понял, что это забывание следует записать на счет палаццо Бизенци в Орвието. В этом дворце располагается отель «Belle Arti», где я всегда проживал во время пребывания в этом городе. Разумеется, это приятнейшее воспоминание было самым серьезным образом искажено сменой эмоциональной установки.

Полезно также с помощью нескольких примеров напомнить, что для различных целей у нас есть возможность ставить себе на службу ошибочные действия в виде забывания имен.

15) А. Й. Шторфер (в статье «Namenvergessen zur Sicherung eines Versatzvergessen»): «Как-то утром одна дама из Базеля получила известие, что подруга ее юности Сельма Х. из Берлина намерена во время свадебного путешествия посетить ярмарку в Базеле. Берлинская подруга остановится в городе всего на один день, поэтому базельская дама должна была немедленно поспешить в отель. Прощаясь, подруги договорились во второй половине дня встретиться снова и не расставаться вплоть до отъезда жительницы Берлина. Но после обеда обитательница Базеля забыла о рандеву. Детерминация этого забывания мне не известна, однако именно в такой ситуации (встреча с только что вышедшей замуж подругой юности) возможно довольно типичное стечение обстоятельств, способное вызвать отказ от повторной встречи. В данном же случае внимание привлекает последующее ошибочное действие, которое бессознательно обеспечило первую встречу. В то время, когда она должна была снова встретиться с подругой из Берлина, жительница Базеля находилась в другом месте и в другой компании: речь здесь зашла о недавнем замужестве певицы Венской оперы по фамилии Курц. Дама из Базеля критически (!) высказалась об этом бракосочетании, но когда собралась произнести полное имя певицы, то, к ее изрядному смущению, ей пришла в голову только фамилия новобрачной, но не имя (как известно, в случае односложных фамилий люди склонны добавлять к ним еще и имя). Базельская дама особенно сильно сетовала на слабость своей памяти, потому что часто слушала пение Курц, а ее полное имя было ей отлично известно. Хотя никто другой так и не назвал забытое имя, разговор принял иной оборот. Вечером того же дня наша дама из Базеля оказалась в довольно похожей на послеобеденную компании. Здесь тоже речь случайно зашла о замужестве венской певицы, и дама безо всякого труда назвала ее полное имя – Сельма Курц. За этим сразу же раздалось ее восклицание: „Ах, теперь мне пришло в голову, что сегодня у меня был уговор с моей подругой Сельмой встретиться во второй половине дня“. Брошенный на часы взгляд свидетельствовал, что подруга уже уехала» (Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse, 1914, II).

Мы, пожалуй, еще не готовы достойно оценить все аспекты этого превосходного примера. Проще дело обстоит со следующим случаем, когда забыли, правда, не название, а иноязычное слово из-за одного включенного в ситуацию мотива. (Мы, впрочем, уже обсуждали, действуют ли аналогичные процессы и при забывании имен собственных, личных имен, иноязычных слов или ряда слов.) В очередном случае некий молодой человек забыл наименование золота по-английски, идентичное немецкому, ради того, чтобы получить повод для желательного ему действия.

16) Д-р Ганс Закс: «Некий молодой человек познакомился в пансионате для гостей обоего пола с понравившейся ему англичанкой. Когда в первый вечер их знакомства он беседовал с ней на ее родном языке, которым весьма прилично владел, и собрался использовать английское слово „золото“, оно не пришло ему на ум, несмотря на усиленные поиски. Зато в качестве слов-заменителей его донимали французское „or“, латинское „aurum“ и греческое „chrysos“. Ему с трудом удавалось от них отделаться, хотя он точно знал, что они не имеют с нужным словом ничего общего. В конце концов он не нашел иного пути выразить понятно свою мысль, кроме касания золотого кольца на пальце дамы. Серьезно смутившись, он узнал от нее, что долго разыскиваемое слово звучит на английском и на немецком одинаково, а именно „gold“. Особая ценность такого вызванного забыванием касания заключается не просто в весьма пристойном удовлетворении влечения захватить или коснуться, что возможно и путем других усердно используемых влюбленными поводов, но гораздо больше в том, что оно позволило пояснить свое желание поухаживать за дамой. Бессознание же дамы, особенно если в отношении партнера по беседе оно было настроено с симпатией, улавливает за безобидной личиной скрытую эротическую цель забывания. Качество и способ восприятия и оценки дамой этого прикосновения могут в итоге стать двумя элементами бессознательного, но весьма важного средства понять шансы на успех только что начавшегося флирта».

17) Изложу теперь еще одно (по сообщению Й. Штарке) интересное наблюдение забывания и повторного припоминания имени собственного, отличающееся тем, что на этот раз выпадение из памяти оказалось связано с искажением порядка слов, как и в примере с «Невестой из Коринфа».

«Некий старый юрист и ученый-языковед Z. рассказывал в одной компании, что в студенческие годы в Германии был знаком со студентом, непроходимо тупым, но, несмотря на это, умевшим рассказывать некоторые анекдоты. Однако он не сумел вспомнить его фамилию и посчитал, что она начинается с „W“, но потом от этой мысли отказался. Рассказчик припомнил, что этот тупой студент позднее стал виноторговцем (Weinhändler). Затем он рассказал анекдот о его глупости, удивившись еще раз тому, что имя последнего так и не приходит ему на ум, а потом заявил: „Он был таким ослом, что до сих пор не понимаю, как мне с помощью неоднократных повторений удавалось вдалбливать ему в голову латынь“. Мгновение спустя он вспоминал, что его фамилия заканчивалась на – man. Тут мы спрашиваем его, не приходит ли ему в голову какая-то фамилия с таким окончанием, и он отвечает: „Эрдман“. – „Кто же это?“ – „Еще один студент той поры“. Но его дочь тут же замечает, что существует еще и профессор Эрдман. При более подробном обсуждении выясняется, что этот профессор недавно принял посланную Z. работу (правда, в сокращенном виде) в редактируемый им журнал и не был полностью согласен с ее содержанием, а этот факт господин Z. воспринял весьма неприязненно. (Кроме того, позднее я узнал, что в былые годы господин Z. имел виды стать профессором в той же области науки, так что эта фамилия задевала его еще и с этой, довольно щепетильной стороны.)

Тут ему внезапно вспомнилась фамилия глуповатого студента – Линдеман! Поскольку раньше он уже припоминал, что она заканчивается на – ман, стало быть, часть Линде (Linde) еще долго продолжала оставаться вытесненной. На вопрос, что еще ему приходит в голову в связи с этим словом, он сначала ответил: „С ним у меня вроде нет никаких ассоциаций“. После моей настойчивой просьбы вспомнить хоть что-то связанное с этим словом он говорит, воздев глаза вверх и жестикулируя: „Да ведь липа (Linde) – прекрасное дерево“. Больше ничто не приходило ему на ум. Все замолчали, каждый предался своему чтению или другим занятиям, пока несколько минут спустя господин Z. мечтательным тоном не процитировал следующее:

Steht er mit festen Gefügigen Knochen Auf die Erde (земля), So reicht er nicht auf, Nur mit der Linde (липа) Oder der Rebe (виноград) Sich zu vergleichen.

Я торжествующе воскликнул: „Так перед нами землянин (Erdmann)! – И сказал: – Каждый человек (Mann), который «стоит на земле» (steht… auf Erde), является человеком земли (Erde-Mann), или землянином, и не следует сравнивать его с липой (Lindeman) или с виноградом (Weinhändler – виноторговец)“. Иначе говоря: каждый Линдеман (глупый студент, ставший позднее виноторговцем) уже был подобен ослу, но каждый Эрдман может оказаться еще большим ослом, с которым не сравнится даже этот Линдеман“. Такой содержащийся в бессознательном издевательский или оскорбительный смысл – нечто вполне обычное, поэтому мне представляется, что на этот раз была, пожалуй, выявлена главная причина забывания названий и имен собственных.

Тут я спросил, в каком стихотворении встречаются процитированные строки. Господин Z. ответил, что это какое-то стихотворение Гёте. По его мнению, оно начинается так:

Edel sei der Mensch Hilfreich und gut! Благороден человек, Готовый помочь и добросердечный!

а дальше оно звучит так:

Und hebt er sich aufwärts, So spielen mit ihm die Winde. И поднимается он ввысь, Так что играет с ним ветер.

На следующий день я отыскал это стихотворение Гёте, и выяснилось, что случай оказался еще интереснее (но и сложнее), чем показалось вначале.

а) Первые процитированные строки (ср. с вышеприведенными) гласили:

Steht er mit festen Markigen Knochen. Стоял он прочно На сильных ногах.

Gefügigen Knochen казалось весьма инородным словосочетанием, но в это я не собираюсь вникать.

б) Следующие строки этой строфы выглядят так (ср. с вышеприведенными):

Auf der wohlgegründeten, Dauernden Erde; Reicht er nicht auf, Nur mit der Eiche Oder der Rebe Sich zu vergleichen. На прочной Земле-долгожительнице Непозволительно сравнивать его Ни с дубом, ни с виноградом.

Стало быть, в стихотворении в целом не встречается название „липа“! Замена „дуба“ „липой“ произошла (в бессознательном) только ради возможной игры слов „Erde – Linde – Rebe“.

в) Это стихотворение называется „Границы человечества“. Оно содержит сравнение всемогущества Бога со слабосилием человека. Но стихотворение, которое начинается словами:

Edel sei der Mensch Hilfreich und gut! —

это другое произведение, расположенное несколькими страницами дальше. Оно называется „Божественное“ и снова содержит мысли о богах и о людях. После этого я могу, не вдаваясь в подробности, предположить с большой степенью вероятности, что мысли о жизни и смерти, о бренном и вечном, о собственной убогой жизни и будущей смерти сыграли известную роль в возникновении данной ситуации».

В некоторых из этих примеров использовались всякого рода тонкости психоаналитической техники для объяснения забывания названий. Желающих лучше познакомиться с подобного рода исследованием я отсылаю к публикации Э. Джонса[30] (Лондон), переведенной с английского языка.