– Мой дорогой, ты часто бываешь у панны Ядвиги, это известно, не есть это наилучшее общество, но я очень понимаю, что тебя туда манит. Используй же на добро это знакомство и осторожно расспроси, с кем сегодня она была на прогулке. Придёшь мне завтра сказать.
Эдвард хотел отказаться, но давший этот приказ большой человек отвернулся и ушёл.
Какой великий страх охватил пана Эдварда в результате этого поручения, об этом уже нам говорить нет нужды. Ядвига вернулась с прогулки грустная и испуганная, ей казалось, что без опасности могла там встретиться с Каролем. Между тем и неожиданная погоня Эдварда, и тот другой человек, изучающий взгляд которого покоился на беглеце, привели её в страшное беспокойство. Добавим ещё третье несчастье, может, из всех наиболее грозное; Юлиуш, который был отвергнут Ядвигой и в результате своих интриг покинут своими приятелями, находился в Варшаве, на протяжении прогулки несколько раз сталкивался с Каролем и Ядвигой. Не было ни малейшего сомнения, что узнал его и выдаст. Был он из ряда тех людей, для которых всякая месть есть, согласно французскому выражению, нектаром богов. Отношения Юлиуша с кружком людей из Брюловского дворца не были тайными; именно в минуту, когда высокий мужчина ушёл от Эдварда задумчивый, а Эдвард, не зная, что предпринять, сидел, прибитый, за столом, Юлиуш возвысил голос и обратился к великому мужу:
– Уже также, мой граф, насмехаются над вами публично, знаете, кого я сегодня на прогулке с панной Ядвигой видел? Не больше, не меньше, только Кароля Глинского, который недавно сбежал из цитадели и увивается по улицам под вашим носом… Это невероятно!
– Что ты говоришь? Значит, это был он? Ты в этом уверен? – сказал ему высокий.
– Я в этом уверен как нельзя больше… я узнаю его везде, потому что ненавижу.
– Но я его также видел.
Эдвард выпил вина, потому что ему аж плохо сделалось; высокий граф нахмурился. Его лицо приняло суровое выражение, он мгновение подумал, стиснул уста и ничего не отвечал.
– Но ты только не ошибся? – спросил он через некоторое время Юлиуша.
– Я никогда не ошибаюсь, – отпарировал холодно спрошенный. – Несколько раз я прошёл, виденный и не виденный, около этих господ. Они были чрезвычайно горячо заняты, наверное, романово-революционным разговором; человек немного изменился, побелел от заключения, побрился, постригся, но я бы его в аду узнал… или почувствовал.
– Меня также поразила эта физиономия, – воскликнул высокий. – Благодарю тебя за информацию.
На этом разговор окончился, но видно было, что результат его и последствия могли быть очень важными. Действительно, в этот вечер, довольно прилично одетый мужчина, неизвестно, по какому поводу, занял наблюдательную позицию перед дверями дома панны Ядвиги. В городе же дали описание беглеца всем агентам полиции с поручением преследовать и схватить. Но этого вечера все эти распоряжения были уже известны Каролю и его приятелям; они решили, что на следующий день он должен был надеть седые усы и бакенбарды, хотя равно был деятелен, свободен и спокоен, как в предыдущие дни.
Спустя несколько дней после описанных событий, когда после обеда тётя работала на ткацком станке, а Ядвига читала ей громко одну из тысячи брошюр, которые наше дело вызывало за границей, слуга объявил, что какой-то пан, выглядящий урядником, имеет дело и желание увидеться с ними.
Посещение обоим дамам показалось очень странным, потому что ни тётя, ни панна Ядвига никаких судебных дел не имели. Однако же следовало этого пана просить, и тётя, поправив мантильку, приготовилась к его приёму.
Через минуту вошёл очень приличный мужчина, блондин, с большими английскими бакенбардами, наподобие двух огромных котлет, с физиономией полной сладости и любезности.
Издавна считали, что в лице и обычаях человек сильней всего старается показать то, чем в действительности не является. Избыточная мягкость так часто скрывает холодную жестокость, как видимая суровость бывает маской излишней доброты. Есть пословица, что тихая вода берега рвёт, построенная на вековом опыте; человек всегда безопасней немного щетинистый, чем слишком выбритый.
Прибывший производил впечатление тошнотворного сахара с капелькой муки и крахмала, но нельзя было быть уверенным, что туда не примешали капли яда. Хотя надушенный каким-то
– Поистине, – сказал он, – с огромным сожалением мне приходиться исполнить данные приказы, но я имею надежду, что дамы только будут во мне видеть несчастного, положение которого вынуждает часто к очень мучительным миссиям.
Само вступление обещало уже что-то недоброе; тётя, довольно встревоженная, побледнела, поглядывая на Ядвигу, лицо которой облил румянец.
– Не знаю причин, – сказал далее незнакомец, – не знаю, что послужило поводом, но имею поручение объявить вам, пани благодетельница, и вашей племяннице, что правительство предпочитает, чтобы вы незамедлительно покинули Варшаву, удалились на деревню и остались там до дальнейших распоряжений.