Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

Настало утро. Те, кого не выворачивало наизнанку, продолжали дремать. Дремал и Вилис со своей красоткой, дремал и Лейнасар. Каюта пропиталась противным кислым запахом.

Почти никто не призадумался: зачем едет, почему оставляет курземский берег? Кое у кого и были на то свои основания, как, например, у Паула и Клары Калниней. Но большинство случайно оказалось в этом паническом потоке. Их охватил психоз толпы.

Часов около десяти катер вдруг остановился. Большинство пассажиров проснулось. В каюте было почти светло. Открыл глаза и Вилис, и первая его забота была о девушке. От удивления он разинул рот. Вчерашнюю красотку словно подменили. К плечу Вилиса жалась помятая женщина, которую ни один трезвый мужчина не мог счесть молодой. По щекам тянулись полосы — пот размыл пудру. Нос был другого цвета, чем щеки. На ресницах висели комочки туши, на подбородке виднелись багровые подтеки губной помады, от морской сырости прелестные кудри превратились в конский хвост.

У Вилиса был такой несчастный вид, что Лейнасар расхохотался. Какой-то старик, сидевший за ним, видимо богатый крестьянин, наклонившись к Лейнасару, шепнул:

— Умеют же они штукатуриться! Вчера вечером больше восемнадцати не дал бы, а сегодня утром — все сорок. Если, братец, хочешь знать, как женщина на самом деле выглядит, так ты сперва ее разок-другой в море окуни.

Вилис, видимо, услышал это — он попробовал немного отодвинуться. Женщина заворочалась и проснулась. Она сразу отвернулась от Вилиса — в руках появилась пудреница — и быстро и умело замахала тонким благоухающим платочком.

Не прошло и пяти минут, как Вилису опять улыбалась молодая девушка, хоть и не такая привлекательная, как вчера, но все же вполне приемлемая. Сразу, с ходу отреставрировать все детали ей не удалось. И прежняя душевность в отношениях пропала. Женщина расстегнула пальто и потянулась, но не помогло и это. Вилис чувствовал себя обманутым. Помешали и другие, более серьезные события.

Вскоре все заметили, что катер потерял ход. Со всех сторон полетели вопросы и опасливые возгласы. Наконец появился моторист и громко объявил, что испортился мотор. Какие-то подшипники расплавились. Но волноваться и паниковать нечего. Поднимут парус и пойдут дальше.

Катер опять несся вперед. Пассажиры в каюте успокоились. Появились свертки с едой. Запах копченой рыбы — салаки и камбалы — перекрывал все остальные. Кое у кого в руках заблестели красные помидоры и даже малосольные огурцы.

Чтобы не глотать слюну и не надеяться на щедрость спутников, Лейнасар поднялся на палубу.

Шторм затих. Дул подходящий для небольшого паруса ветер. О борт билась иззелена-серая волна. Катер шел равномерно. Теперь можно было и без мотора идти с неменьшей скоростью.

Волна сникла, и пассажиры уже не так страдали от морской болезни. Завтрак и быстрый ход катера тоже подняли настроение. Соседка Вилиса первой затянула «Вей, ветерок!», и многие поддержали ее. До Лейнасара песня донеслась в довольно жалком звучании, но и доброе намерение тоже чего-то стоит. Женщина запевала:

Я свои деньжонки пропил, Своего коня загнал…

— На горизонте четыре судна! — крикнул помощник моториста.

Лейнасар взглянул на горизонт. Да, вдали на самом деле шли четыре довольно крупных судна, тянувших за собой огромные клубы дыма.

Возглас моториста услышали в каюте, кто-то повторил:

— На горизонте четыре судна!

Песня оборвалась.

Катером управляли довольно разумные люди, они избегали обычных морских путей. Но теперь все пути перепутались. Два больших грузовых парохода с награбленным имуществом, военным снаряжением и эстонскими буржуазными националистами шли из Эстонии в Германию тоже по необычному курсу. Пароходы охранялись двумя истребителями.

Видный издалека парус оказался роковым для пассажиров «Гулбиса». Его заметили. Один из истребителей отделился и повернул к «Гулбису». Пассажиры, взволнованные, сбились в кучу на палубе.

Истребитель быстро приближался. Когда он подошел уже почти вплотную к катеру, с него скомандовали в рупор: