Отпущение грехов

Но тут она вдруг услышала голос Ноултона, который доносился оттуда же, откуда в дальнем конце коридора падала узенькая полоска света, и, вся зардевшись от радости, Майра поспешила туда. Подойдя совсем близко к двери, она поняла, что может заглянуть внутрь через щелку, — и едва она приникла к ней, как оставила всякую мысль о том, чтобы войти внутрь.

У пылающего камина, понурив голову в позе полного отчаяния, стоял Ноултон, а в углу, задрав ноги на столик, сидел мистер Уитни без пиджака, совершенно умиротворенный и тихий, удовлетворенно посасывая мундштук огромной черной трубки. На столе же восседала как бы миссис Уитни — ну, в общем, это была миссис Уитни, хотя и вовсе без волос… Да-да, над знакомым ей уже грандиозным бюстом, несомненно, высилась голова миссис Уитни, однако она была совершенно лысая; на щеках ее проклюнулась не очень пока длинная щетина, изо рта торчала большая черная сигара, которую она с явным наслаждением курила.

— Какая тысяча! — застонал Ноултон, словно отвечая на какой-то вопрос. — Сказал бы: две пятьсот, вот это уже ближе к истине. Мне сегодня за всех этих пуделей из «Псарни Грэма» счет прислали. Они с меня целых две сотни содрали да еще требуют, чтобы я всех собак уже завтра вернул!..

— Ладно уж, — сказала миссис Уитни зычным баритоном, — отсылай. Нам они больше ни к чему.

— Но это же всего один из пунктов, — мрачно продолжал Ноултон. — Если учесть, сколько я тебе должен, да еще Эплтону, а потом тому, который шофера изображал, да семидесяти статистам за два вечера, да оркестру — только это уже тысяча двести, ну? А костюмы напрокат, этот проклятый китайский портрет да слугам компенсация за молчание. Боже ты мой! Счета, наверное, будут еще целый месяц приходить — то за одно, то за другое.

— Что ж, терпи, — сказал Эплтон, — ты уж, ради бога, соберись с силами и доведи дело до конца. Помяни мое слово: эта девица сама к полудню выскочит из дома как ошпаренная.

Ноултон рухнул в кресло и закрыл лицо руками:

— О…

— Мужайся! Все уже позади. А я уж подумал, когда мы все были в вестибюле, что ты заартачишься и китайскую карту не разыграешь.

— Ты знаешь, — застонал Ноултон, — этот твой водевиль совершенно меня доконал… Такую свинью, наверное, еще ни одной девушке не подкладывали, только эта, как нарочно, прямо напрашивалась!..

— А куда ей было деваться, — цинично заметила миссис Уитни.

— О, Келли, если бы ты только видел, как она на меня поглядела сегодня, за секунду до того, как потеряла сознание перед этим портретом. Господи, видно, она и вправду меня любит! Ах, если б вы только могли ее в этот момент видеть!

Майра густо покраснела. Она еще ближе наклонилась к двери и закусила губу, так что почувствовала горьковатый вкус крови.

— Если бы я мог что-нибудь сделать, — продолжал Ноултон, — все, что угодно, лишь бы загладить случившееся, так я бы, честное слово, не знаю, на что решился.

Келли, чья светящаяся лысина совершенно несуразно контрастировала с дамским неглиже, в раздумье пересек комнату и положил руку на плечо Ноултону.

— Видишь ли, мой мальчик, твоя проблема только в том, что все это — от нервов… Давай посмотрим на все иначе: ты предпринял нужные шаги, чтобы выпутаться из совершенно жуткого положения. Девица эта охотится за твоими деньгами, тут дело ясное. А так ты не только переиграл ее на собственном поле, но и спас себя от несчастной женитьбы, а семью свою — от многих страданий. Разве не так, Эплтон?

— Точно так! — многозначительно кивнул Эплтон. — Играть, так до конца.

— Ладно, — сказал Ноултон, уныло пытавшийся изобразить добродетель, — если б она действительно меня любила, то не стала бы обращать на все это внимание. Она же, в конце концов, не за семью мою замуж пойдет…

Эплтон рассмеялся:

— А мы, кажется, все попытались сделать очевидным, что именно за семью…