Отпущение грехов

— Я не слушался и обзывал мать. Чернил людей за глаза. Курил…

Рудольф исчерпал список мелких провинностей и приближался к греху, поведать о котором было смерти подобно. Мальчик прижал растопыренные пальцы к лицу, словно прутья решетки, он как будто старался выдавить меж ними стыд, заключенный в сердце.

— Я сквернословил, и меня посещали непристойные мысли и желания. — Голос его снова упал до шепота.

— Как часто?

— Я не знаю.

— Раз в неделю? Или дважды?

— Дважды.

— Ты противился этим желаниям?

— Нет, отче.

— Когда тебя посещало искушение, ты был один?

— Нет, отче, там были два мальчика и девочка.

— Разве ты не знаешь, сын мой, что следует избегать греховных мыслей не меньше, чем самого греха? Дурная компания ведет к порочным желаниям, а порочные желания становятся порочными деяниями. Где и когда это случилось?

— В сарае на заднем дворе у…

— Я не хочу слышать ничьих имен, — прервал его священник резко.

— Ну, мы были на чердаке сарая, и эта девочка, и… парень, они говорили, говорили всякие непристойности, и я остался.

— Тебе следовало уйти самому и девочку увести.

Уйти! Разве мог он признаться отцу Шварцу, как бешено пульсировали его пальцы, какое странное романтическое возбуждение овладело им, когда были сказаны эти невероятные слова. Возможно, в исправительных домах среди туповатых безжалостных девиц с тяжелым взглядом и найдутся такие, для которых возгорелось очистительное пламя.

— Ты больше ничего не хочешь мне рассказать?

— Кажется, нет, отче.

Рудольф почувствовал громадное облегчение. Пот выступил на ладонях, стиснутых в кулаки.