Полночь в Малабар-хаусе

Персис гневно сверкнула глазами.

– Ты прекрасно знаешь, что в индийской полиции нельзя служить замужним. Мне придется оставить пост.

– Разве это так ужасно?

– И после всего, что я прошла, ты просто берешь и говоришь мне такое?

– Ты всегда была своенравной. Ты отказалась выходить замуж молодой – и я согласился. Ты хотела пойти в полицию – и я тебя поддержал. Но теперь ты уже не просто первая в Индии женщина-полицейский. Ты принадлежишь нации. А нация, как многие убедились еще до тебя, не отличается постоянством. Даже если ты раскроешь это дело, тебя затянет, и ты все больше будешь отдаляться от действительно важных вещей. От дома. От семейного очага. И от счастья.

– С чего ты взял, что я несчастлива?

Сэм устало улыбнулся.

– С того, что ты одинока. А кому, как не мне, знать, что такое одиночество?

Воцарилось молчание. За спиной Персис тикали настенные часы. И она вдруг осознала, какую огромную цену заплатил отец за ту жизнь, которую избрал. Была ли дочь тому причиной? Не из-за нее ли он так и остался одиноким вдовцом? Ее сердце сжалось.

О, как она его любила! Она любила его безумно. Сколько она себя помнила, отец был для нее всем миром. Она любила его эрудицию, его приземленность, его экстравагантные выходки и раскатистый смех. Любила то, что в своем кресле он походил на черепаху в панцире. Любила вечера, когда он приглашал в свой магазин детей из близлежащих трущоб, читал им вслух и, в то время как он переносил их в далекие страны и мистические приключения, вокруг него сгущались тени. И дети тоже любили его – разве могло быть иначе?

Персис видела, как горе отца ютится в глубинах его души. И все же оно его не сломило. Напротив, во многих отношениях именно оно придавало ему необычайную силу.

Гнев Персис улетучился. В самом деле – разве он просит невозможного?

– Хорошо, – сказала она. – Я проведу вечер с Дарием. Но на этом все.

На добродушном лице отца появилась улыбка.

– Твоя тетя будет на седьмом небе от счастья, – сказал он и нахмурился. – Не представляю, как ее можно будет вынести.

Некоторое времени спустя Персис стояла перед зеркалом у себя спальне и разглядывала свое отражение. Она надела темно-синее платье до колен, с белой отделкой и глубоким вырезом. «Перед этим платьем ни один морячок не устоит», – пропела, затаив дыхание, продавщица – по мнению Персис, совершенно безмозглая.

Картину довершали белые лакированные туфли и нарядная белая соломенная шляпа.

Персис одолевали сомнения. Сама по себе перспектива ужина с кузеном не очень ее пугала. Дарий был достаточно дружелюбен, пускай и немного самонадеян, и чем дальше, тем больше это становилось заметно. Дело было скорее в том, что Персис воспринимала его только как родственника. Она помнила его сопливым мальчишкой в слишком коротких шортиках, над которым частенько издевались кузены постарше. Однажды мучители раздели его догола и довершили унижение тем, что заставили его нацепить детский слюнявчик. Когда Персис нашла его, он прятался в шкафу у матери и сосал большой палец.

Ему тогда было восемнадцать лет.

Тут в гостиной зазвонил телефон.