Это останется с нами

Она усадила молодую женщину на диван и устроила показ, по ходу комментируя вещи:

– Я проконсультировалась в ассоциации – хотела понять, что будет лучше всего отвечать специфическим требованиям человека, который большую часть дня проводит в кресле на колесах. У брюк эластичная талия, завышенная сзади, без карманов, которые могли бы создать дискомфорт. Материал – хлопок с эластаном. Платье застегивается на кнопки, но, если клиентке удобнее липучки, я их заменю. Застежку можно сделать и спереди, и сзади, длина рассчитана на то, чтобы закрывать ноги. Последняя вещь – накидка-плащ, надевается через голову, застегиваться может как спереди, так и сзади, в зависимости от того, сам человек одевается или с помощью сиделки. Я выбрала габардин, как ткань плотного плетения, водоотталкивающую и защищающую от холода. Я добавила капюшон на шнурке. Ну вот не знаю, одобришь ты мою идею или сочтешь, что я полезла не в свое дело, но мне ужасно захотелось помочь.

Ответной реакции долго ждать не пришлось: Ирис судорожно всхлипнула и рассыпалась в благодарностях и похвалах «коллекции». От неожиданности Жанна расплакалась, так что глазам вернувшегося Тео предстало зрелище совместного растроганного ликования.

41

Тео

Я, конечно, люблю двух моих старушек, но, если бы они прекратили ныть и лить слезы по любому поводу, сказал бы им огромное спасибо. А вместе со мной и все человечество, которому грозит второй потоп, если не перекрыть их слезные каналы. Возвращаюсь домой после нудного рабочего дня, и нате вам – рыдают дуэтом! Ну просто фонтан, да и только, хочется бросить монетку и загадать желание. Увидев меня, дамы начинают хохотать. Видал я чудных, но это что-то запредельное!

Здороваюсь издалека и иду к себе. Пока я был в булочной, звонили из центра, где находится моя мать: сегодня ночью ее госпитализировали из-за легочной эмболии. Я набрал номер и, пока ждал ответа, воображал всякие ужасы. Медбрат сказал, что состояние пациентки «стабильно тяжелое», на секунду мне полегчало, но я тут же сдулся, поняв, что однажды кто-нибудь позвонит и сообщит о маминой смерти. Не знаю, как справлюсь и справлюсь ли вообще, потеряв надежду, маму, шанс заслужить прощение, но порадуюсь, что она наконец обрела свободу. От тела, ставшего непригодным для жизни, и от самой жизни, слишком сложной для нее. Она иногда, очень редко, рассказывала мне кое-что о своем детстве, и я понимал: любой на ее месте глушил бы мозг алкоголем или чем похуже, чтобы ничего не помнить.

Через несколько дней, когда маму вернут из больницы в центр, я сразу туда поеду.

Машинально просматриваю видео на телефоне, пытаясь взять себя в руки, стряхнуть мрачное настроение. Заходит Жанна – она затеяла гратен из топинамбура, будет готов через полчаса. Не знаю, что это за блюдо, название доверия не внушает, но лучше уж поужинать с ними, чем скучать с телефоном.

Я еще успею принять душ – достаю чистые штаны и футболку и отправляюсь в ванную. Ирис моется по утрам, Жанна – в наше отсутствие, я – вечером, такой распорядок установился сам собой. Открываю дверь, не обратив внимания на то, что кто-то уже зажег свет.

– АААААААААААААААААА! – вопит во все горло голая Ирис.

– АААААААААААААААХ ТЫ ГОСПОДИ! – выкрикиваю я в ответ, заметив ее округлившийся живот.

Она толкает меня на дверь как костяшку домино, мы оказываемся в тесном помещении вдвоем, и я вынужден пялиться в потолок, чтобы не наткнуться взглядом на груди, ягодицы или – о ужас! – беременный живот. Жанна стучит в дверь.

– У вас там все в порядке?

– Да, не волнуйтесь, мне что-то почудилось, но я ошиблась.

– Ничего поубедительней придумать не могла? – шиплю я. – Ты ждешь ребенка?

Она заворачивается в полотенце.

– Нет.

– Понятно. Ну, тогда вынужден тебя огорчить: у твоего пуза отек Квинке.

Ирис молча выпихивает меня в коридор.