Мы делаем шаг назад — а ящер опускается на передние лапы, низко нагибает шипастую голову, а утолщение на хвосте увеличивается и начинает потрескивать.
— Шерх проклятый… и надо же было ему…
Ящер весь становится больше и больше, словно бы раздувая свои наросты изнутри, и липкий ужас пересчитывает позвонки и склеивает внутренности. Ящер трещит все громче, Шерша не глядя что-то выстукивает на планшете, когда за спиной раздается низкий рокочущий звук — и ромбовидные зрачки вытягиваются в струну, а их хозяин мгновенно сжимается. Секунда, две — и он скрывается за дверью.
— Капитан… — задушено вырывается сбоку.
Я медленно оборачиваюсь — и вижу великана. Огромный, метра два ростом и шире меня вдвое, темно-бурая кожа… Шерша вся подбирается и, кажется, становится еще более липкой чем раньше — капельки вязкой субстанции сочатся по ее форме, оставляя темные пятна. Тем не менее она начинает что-то стрекотать, все быстрее и быстрее, давясь звуками.
Капитан не смотрит на Шершу. Капитан смотрит на меня, и темно-красные глаза его — совсем как человеческие — темнеют еще сильнее, на коже проступают черные завитки. Этого еще не хватало… из огня да в полымя… Еще неизвестно, кто из этих двоих страшнее…
Но капитан явно держит себя в руках лучше, чем ящер — отводит глаза, что-то рычит Шерше, она скулит ему в ответ — и широким шагом мимо нас идет к дверям, за которыми скрылся костяной. Когда они смыкаются и мы остаемся одни, Шерша хватает меня за руку и почти бегом тянет прочь по коридору.
— Мне крышка, мне крышка, он меня убьет, точно убьет, убьет и сбросит в первый же шлюз… — бормочет она.
— Это что вообще сейчас было? — пытаюсь узнать я, но Шерша только скулит какую-то тарабарщину. — Эй! Шерша! Я за тобой не успеваю!
— Ох, прости пожалуйста… — она сбавляет шаг и только тогда замечает, что вся покрыта липкостью. — Шерхи! Что за день такой!
Я жду, пока рахшаса торопливо приводит себя в порядок, и только потом пробую еще раз:
— Кто были те двое? Почему ты так испугалась?
— Уф… — Шерша вся скукоживается, ее мордочку простреливают словно десятки мелких трещин. — Первый — это рорук. Они хоть и считаются разумными, но нравы у них дикие, их держат за охрану, не больше нескольких особей разом, иначе устроят тут шерх знает что. Не спрашивай, почему он так себя повел. А второй… свет звездный, пощади меня… это капитан станции. Тур с планеты Таврос. Он жизнью отвечает за вашу безопасность — и поэтому меня точно вы-вы-выбросят!..
— Никто тебя не выбросит, — я тянусь и сжимаю лапку Шерши. — Если что, скажу, что это я попросила сюда привести.
Перламутровые глаза рахшасы расширяются и расширяются, а потом становятся серебристыми, дрожит крохотная лапка в моей руке.
— Спасибо…
… К счастью, никто Шершу никуда не выбрасывает. На следующее утро она приходит за мной чуть более помятая, но уже расслабленная — "отделалась лёгким испугом". Я этому радуюсь — к новому куратору ещё привыкнуть надо, да и жалко эту немного бестолковую, но очень дружелюбную рахшасу.
На ней дружелюбие заканчивается. Персонал в процедурных безликий — в прямом смысле. Полупрозрачные колбы общаются надписями на экранах, отдавая сухие команды — раздеться, лечь, поднять руки, согнуть колени, открыть рот… боли нет, но и комфортом не пахнет — я подавляю напряжение внутри, чтобы украдкой выплеснуть его потом в каюте. Хорошо, что Шерша не забрала блистер, а у здешней одежды длинные рукава…
…Но случалось это все реже и реже — видимо, начали действовать таблетки, или уколы, или что-то ещё. Первыми ушли приступы, почти сразу за ними — горячие приливы. Чуть позже прошла изжога и боли в коленях. А однажды утром я заметила, что сам собой куда-то делся фолликулярный кератоз, который дерматолог назвал "особенностью кожи, которую не надо лечить". Но все это померкло, когда на двенадцатый день пребывания у меня начались месячные — первые за последние полгода.
Я так отвыкла, что первые несколько секунд тупо смотрела на нижнее белье, и в голове плескалась какая-то дурь: ведь не может такого быть, а где здесь взять прокладки, нет, ерунда какая-то, мне показалось, это что-то другое…